Если в интернет-поисковике набрать имя Левон Атоянц, рядом с ним появятся слова «легенда», «корифей», «культовый кинооператор», «выдающийся деятель армянского кино». Будучи человеком скромным, душевным и простым в том самом, истинном смысле, присущем настоящему интеллигенту, Левон Арутюнович не приемлет подобные характеристики и просит обходиться без громких слов. «Не надо меня хвалить, возносить — не люблю», — строго напутствовал он при наших встречах. Да и автору этих строк не хотелось бы использовать штампы. Но что поделать, если все эти определения — правда!

В среде кинематографистов распространено ёмкое понятие — мастер. Так ученики обращаются к своим наставникам. Так и все, кто встречается с Атоянцем, приходит в его гостеприимный дом, приводя своих детей и внуков, понимающих, что это не просто добрый дедушка, а действительно настоящая легенда, называют его — варпет.

Скольких помнит этот человек, сколько знает! Сколько всего он видел и снял за свою долгую и насыщенную жизнь! Редкие и всем известные кадры, курсирующие по интернету, он дополняет предысториями и мизансценами, и картина обретает полноту и объемность, превращаясь в сюжетный мини-фильм об их героях. Съемки выдающихся людей такими, какими их никто не видел, — Сарьян, Эренбург, Тарковский, бесчисленные истории о людях — друзья Фрунзик, Агаси Айвазян, знакомый с тбилисской юности Параджанов, ереванский приятель Леонид Енгибаров, детальные рассказы о давнишних событиях, будто о вчерашних — в беседах с варпетом впитываешь каждое слово. При общении со свидетелем и участником века время летит непростительно быстро, и хочется слушать его еще и еще, расспрашивать и погружаться в фильмотеку его памяти…

Лавры зрительской узнаваемости обычно достаются киноактерам и режиссерам, а операторов знают в основном те, кто интересуется кинематографом глубже. Эта кинопрофессия для обывателя стоит не на первом плане, хотя понимающему зрителю излишне говорить, что значит роль того, кто в прямом смысле снимает фильм. Ремеслом кинооператора могут заниматься исключительно универсальные, разносторонние личности — творчески одаренные, находчивые, при этом наблюдательные и свободные во взгляде на мир. Оператор — и творец, и подмастерье, он мыслит образами, таская при этом камеру и оборудование, и при съемке на пленку он должен обладать немалыми техническими знаниями.

Но и это еще не всё: оператор — и художник, «пишущий» светом, делающий из окружающей съемочной среды полноправного героя картины, участника действа, дополняющего драматургию сцены, и в некотором роде психолог, предугадывающий действия актера во время съемки. «Вот мы с тобой сидим, беседуем, а я тебя чувствую — вот сейчас ты наклонишься и будешь записывать, — говорит мастер. — Актер и оператор отключаются от среды и включаются друг в друга, находясь в незримом тесном диалоге. Если оператор — художник, а не кнопочник-киносъемщик, то он чувствует актера. Но нужно добиваться, чтобы не только актерская игра, но и изображение вызывало определенные чувства. Кино — это свет!»

«Если оператор — художник, а не кнопочник-киносъемщик, то он чувствует актера. Но нужно добиваться, чтобы не только актерская игра, но и изображение вызывало определенные чувства. Кино — это свет!»

В этом свете наш варпет провел более полувека, снял свыше 30 художественных и документальных фильмов, среди которых всем известные, любимые картины, составляющие армянский золотой кинофонд, — «Солдат и слон», «Родник Эгнар», «Кум Моргана», «Хаос», «Крупный выигрыш», «Где ты был, человек божий?», «Рассвет на грустной улице». «Я столько снял, что многого не помню», — вздыхает мастер. И рассказывает, рассказывает свою большую, богатую на события, насыщенную жизнь…

Он родился 88 лет назад в Тбилиси, в доме на берегу Куры, неподалеку от киностудии, став свидетелем таинства рождения кино с самого детства. А детство его безоблачным не было — маленький Левон не помнил свою мать, умершую, когда ему было два года. Рос с отцом и младшей сестрой. В 1943 году с двумя друзьями сбежал из дома на фронт, но храбрых малолетних беглецов, конечно же, вернули обратно. Единственная тройка в аттестате, по грузинскому языку, помешала получить серебряную медаль, а местный комитет по культуре не дал направление в вожделенный ВГИК, сославшись на то, что представители нетитульной нации республики нужны в грузинском кино как технические специалисты — инженеры, звукооператоры. На выпускном Левон с друзьями-армянами поклялись друг другу в том, что, где бы они ни учились на просторах огромной советской страны, по окончании своих вузов и практики они приедут жить в Армению. «Мы все сдержали свое слово — мои одноклассники стали здесь известными учеными, востребованными, уважаемыми специалистами. Жаль, никого уже нет», — вспоминает Атоянц.

Сам же он уехал в Ленинград и поступил в ЛИКИ — знаменитый институт киноинженеров — учиться на звукооператора. Но не закончил — после третьего курса сбежал «на практику»: всё что угодно готов был делать, поначалу тележку возил, лишь бы работать в кино, быть в процессе, ближе к операторскому делу.

Смертельная болезнь отца вернула его в Тбилиси, а потом он уехал в Ереван, и в 1955 году пришел на «Арменфильм» — поначалу осветителем, но вскоре взял в руки камеру. Киностудия стала его родным домом на многие десятилетия.

Молодой недипломированный оператор стал востребован у знакомых выпускников режиссерского факультета и высших курсов в Москве. Однажды после защиты дипломного фильма «Автомобиль Авдо» друга-режиссера Дмитрия Кесаянца к Атоянцу подошел знаменитый Юлий Райзман и, поинтересовавшись, в чьей мастерской тот учился и в каком году окончил ВГИК, заметил: «Интересный у вас стиль съемки — хулиганский!». Да, Атоянц снимал нетрадиционно, с индивидуальным подходом, любил живые неразрывные планы без перебивок. Снимать «с рук» тоже было не принято, но ради эффекта от контакта с актером он использовал этот прием. Режиссеры доверяли ему и обожали с ним работать — ведь он снимал без перерасхода пленки, а смекалка и инженерный подход нередко спасали от проблем выхода из графика, что в то время было чревато крупными неприятностями не только для группы, но и для всей республиканской студии.

«Студия для меня была родиной. Я переехал в Ереван и буквально жил на “Арменфильме”. А теперь — что стало с ней, что сделали?»

«Студия для меня была родиной. Я переехал в Ереван и буквально жил на “Арменфильме”. А теперь — что стало с ней, что сделали?» — судьба некогда процветающей, одной из лучших в СССР, богатой, с великолепной съемочной базой киностудии, фактически закончившей свое существование вскоре после распада Союза, а впоследствии пришедшей в упадок и попросту разграбленной, — больное место и личная трагедия Левона Арутюновича. С единомышленниками и в одиночку он продолжает бороться, пытаясь привлечь внимание к этой «большой национальной беде и позору».

«Ты видела на территории дырявый ржавый “пазик” на спущенных колесах с надписью “Арменфильм”? Вот он, символ нынешнего состояния студии!» — с горечью говорит он, добавляя о ливнево протекающих крышах, опустошенных цехах, сорванной звукоизоляции, сожженных архивных пленках, исчезнувшей коллекции ретроавтомобилей, проросших из рассыпающихся стен деревьях. И даже эмблема «Арменфильма», которая украшала стену над входом в главный корпус, — Давид Сасунский, гордо предваряющий показ каждого снятого на студии фильма, — исчезла, оставив на здании контурное серое пятно.

Прямой и принципиальный Атоянц всегда боролся за правду, что, увы, сильными мира сего нередко игнорировалось или воспринималось в штыки. Например, снимая в 1970-е в тяжелейших условиях фильм «Вода наша насущная», он знал, чем закончилось строительство тоннеля Арпа—Севан: огромная масса отходов была спущена с водой в озеро. Нетрудно представить, что значило для Севана получить гигантскую порцию вредных технологических отходов из 48-километрового тоннеля. Но его обращение в ЦК республики осталось без ответа — руководство стремилось сдать объект в срок, отрапортовать Москве, получить свои награды и премии и его совершено не заботило экологическое состояние заповедного озера.

«Никаких званий я не имел, и высшую категорию мне давать не хотели — потому что диплома вуза у меня не было». Правда, в истории с категорией Москва сыграла справедливую роль: Госкомитет СССР по кинематографии прислал в Ереван приказ о присвоении высшей категории оператору-постановщику Левону Атоянцу.

«Никаких званий я не имел, и высшую категорию мне давать не хотели — потому что диплома вуза у меня не было»

Деревня Гогаран, под Спитаком, где жили родственники отца, тоже была его родным местом. В детстве отец часто отправлял Левона к своему брату. В начале декабря 1988 года Атоянц вновь оказался в Гогаране — снимал картину «Где ты был, человек божий?».

«6 декабря у меня закончилась пленка, пришлось ехать за новой партией в Ереван. Я видел, как советские солдаты отправляют из Спитака, где находился их танковый полк, своих жен и детей, и кроме них из района уезжали азербайджанцы — большими семьями, со всем своим скарбом, причем местные армяне их провожали мирно и тепло, по-соседски прощались. Мы не понимали, что происходит».

Что произошло на следующий день — известно всем. Гогаран находился в эпицентре землетрясения. Левон Атоянц смог попасть туда только 9 числа через горы — из-за обилия транспорта по дороге проехать было невозможно. «Дома на 4 метра провалились под землю, как и церковь IV века, Сурб Аствацацин. Я всё это снял, и огромный бульдозер с краном тоже — 10-тонная махина подпрыгнула, как перышко, перевернувшись в воздухе, и упала на землю вверх ногами. Отца хоронил — не плакал, а тут… Еще и аккумулятор невозможно было зарядить, я стоял и не мог снимать — представляешь, что это для оператора?…»

«Моя задача [в Арцахе] была простая — снимать воинов в момент боевых действий и среду событий. Это история — ее надо сохранить»

В 1993 году, во время Карабахской войны, после неотложных съемок 63-летний Атоянц приехал в Арцах. Несмотря на пошатнувшееся здоровье, с подразделениями Армии обороны он прошел по многим районам, делая фильм и военную фотолетопись. «Моя задача была простая — снимать воинов в момент боевых действий и среду событий. Это история — ее надо сохранить», — говорит Левон Арутюнович. В прошлом мае при участии автора в Степанакерте прошла выставка фотографий Арцаха и портретов воинов-освободителей. К слову, на его странице в Фейсбуке можно увидеть коллаж из двух снимков пожилого и молодого мужчин в военной форме, подписанный: «Арцах вчера и сегодня». На одном, 26-летней давности, — Атоянц-старший, на втором — внук Айк, будущий кинорежиссер, а сейчас — солдат-срочник, охраняющий рубежи своей Родины.

С 90-х технологии изменились, и Атоянцу приходилось снимать «на цифру». «Знаешь, это как будто художнику дали железку вместо кисти, чтобы она сама рисовала. При автоматизированности пропадает творчество. Вот кинопленка — она с зерном, живая. А ведь у человека, у зрителя, есть внутреннее чувство правды!»

Кроме картин, вошедших в золотой фонд, он снимал и авторские документальные фильмы, и писал сценарии. В конце 80-х по сценарию Левона Атоянца в процесс запустили фильм «Сумасшедшая Лило», где постановщиком должен был стать Геннадий Мелконян, известный режиссер, автор прекрасного фильма «Шелковица», но разворачивающиеся в то время события не позволили снять картину.

Конечно же, наш варпет преподавал — в Ереванском госинституте театра и кино, в Университете международных отношений «Анания Ширакаци», на многочисленных кино- и телевизионных курсах. Благодарных и обожающих его учеников не счесть. И мастер, в свою очередь, очень любит молодежь, и даже в социальной сети он публикует «шпаргалки» для молодых кинематографистов и дает ценные советы, интересные не только им, а всем любителям кино: «Во многих фильмах пейзаж существует на экране как основной компонент изобразительного решения картины — здесь ему отводится смысловая и эмоциональная роль. Авторы используют пейзаж для создания особого настроения, подчеркивая игру актеров. Но нередко пейзаж служит лишь фоном, на котором действуют персонажи фильма и развертываются определенные события. И хотя в этом случае пейзаж играет как будто второстепенную роль, никогда не забывайте о зрительном восприятии каждого кадра, поэтому будьте требовательны при выборе натуры любого эпизода фильма».

Когда приходишь в дом к Атоянцу, где стены увешаны и полки заставлены всевозможными призами и наградами, которых он удостоен за неоценимый вклад в армянский кинематограф, всегда застаешь его за компьютером — неутомимый мастер пишет книгу «Фильмотека памяти», а несколько лет назад режиссер-документалист Николай Давтян снял о своем старшем товарище одноименный фильм.

Есть у варпета мечта, вернее две: первая — превратить ереванский Дом кино в Международный дом армянских кинематографистов, который станет «министерством иностранных дел в области кино», и вторая, конечно же, о возрождении родного «Арменфильма».

«Эх, если бы можно было вернуться сейчас на студию, на достойную картину — встал бы, взял камеру и, забыв о болячках, побежал снимать!»

«Старое уже разрушено, а новое еще не определилось! — сетует мастер. — Мы живем в небольшой и прекрасной стране. Посмотрите, какой у нас богатый ландшафт! У нас есть все его виды — множество каньонов, песчаные дюны на Севане, пустынные пейзажи в Араратской долине, у нас есть разные горы, огромное озеро, на берегах которого можно снимать морские пейзажи, и в то же время большое разнообразие климата: в Цахкадзоре, к примеру, снег, а через полчаса пути, в Ереване, тепло и солнце. Ведь всё это очень привлекательно, настоящий подарок для кинематографистов! Есть много возможностей, чтобы превратить нашу страну в международную киносъемочную зону, и это было бы очень выгодно. А часть вырученных средств можно выделить на развитие национального кино. Один известный голливудский актер-армянин пообещал инвестировать, привезти оборудование и сделать “Арменфильм” базой для международных кинопрокатных услуг. Сдержит ли обещание?…»

Когда мастер об этом говорит, в глазах загорается огонь надежды и задор жажды действий. «Эх, если бы можно было вернуться сейчас на студию, на достойную картину — встал бы, взял камеру и, забыв о болячках, побежал снимать!»

Здоровья Левону Арутюновичу Атоянцу, человеку-эпохе, национальному достоянию и хранителю бесценной фильмотеки — в намного более глубоком смысле этого слова!

Евгения Филатова,
блогер, редактор (Армения)
специально для Армянского музея Москвы