Армянский музей Москвы и культуры наций

View Original

Как карантин заставляет по-другому смотреть на жизнь: замечательный рассказ о бабушке и её внучке в эпоху пандемии

КАРАНТИН — ЭКЗАМЕН ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

рассказ

Многие молодые люди, да, что греха таить, я сам был таким, думают о своих родителях очень просто, банально, но жестоко. Но о жестокости почти никто из них даже не подозревает. Они все хотят во что бы то ни стало уберечь их от всяких бед. Большинство из них и не подозревают, что они такие суровые и жестокие.

Пожилая женщина тяжело встала с места. Она была в своей квартире, где бросались в глаза убранство и уют. Рядом играл маленький ребёнок. Несмотря на возраст, она быстро приготовила еду для ребёнка и накормила. Маленькая девочка называла её бабушкой и была довольно послушна. Видно было, что женщина легко справлялась с новой ролью — ролью бабушки. Ей было приятно ухаживать за ребёнком, и она это делала с любовью. Она время от времени обнимала девочку и нежно целовала. Был полдень, и она подумала, что почтальон почему-то опаздывает. Она ждала почтальона, который обычно в это время каждый месяц приносил пенсию. Пенсия была маленькая, и жили они плохо.

Женщина тут слегка задумалась, вспоминая, как она год назад чуть не поссорилась со своей взрослой дочкой. Дочь требовала от неё, чтобы она осталась дома и следила за ребёнком, а она никак не соглашалась. Чувствовала, что, живя полноценной жизнью, там, вне дома, она двигается, она общается, она полноценная частица общества, со своими друзьями, отношением к своим сослуживцам. Она могла требовать от других и знала, что и у неё есть обязанности. Она чувствовала ответственность перед обществом и эта ответственность заставляла чувствовать жизнь иначе. Но самое главное, она чувствовала, что жила своей жизнью. И потому жизнь продолжалась, а теперь вся жизнь стала протекать в одном пространстве, в пределах этой квартиры, и ответственность только перед дочкой и внучкой.

Она чувствовала большую несправедливость и жестокость. Жестокость была в том, что она вынуждена была постоянно бороться между любовью к своим родным и желанием жить ещё немного для себя.

«Что за болезнь этот вирус, — думала она. — И почему вирус больше всего опасен для пожилых?»

Как будто сговорились с помощью вирусов убрать из жизни нас — пожилых людей. Мы же балласт для всех, и мы никому не нужны. А если бы я до последней минуты своей жизни трудилась и работала, действовала так, как всегда, тогда что? Да, старость не радость, и тогда всё ровно, наверное, вирус, в первую очередь, забрал бы меня. И всё же я бы осталась в группе риска, как они сейчас называют.

На улице карантин. Это значит, что как можно реже надо выходить на улицу. Я, не дождавшись почтальона, оставив ребёнка одного дома, думая, что ненадолго, выскочила из дома. Почта была совсем недалеко. Когда подошла к ней, увидела длинную очередь, и она казалась громадной из-за того, что люди стояли довольно далеко друг к другу, вероятно, чтобы не заразиться. Я вынуждена была встать в очередь. Все были в масках и молчали. День был совсем не с весёлой погодой: пасмурно, моросил дождь и было грустно. Простояв всю очередь, я наконец зашла в помещение почты.

«Да, — подумала, — новая жизнь, новые порядки». И новые порядки требовали с меня встать от кассира довольно далеко. Я чуть не бросила паспорт в её сторону, боясь подойти поближе. Вообще, как только я зашла, сразу заметила хмурые лица работников почты. Казалось, они во всех нас видят уже не людей, а движущееся множество вирусов. Ведь мы, все, пожилые люди, пришли за пенсией и мы были в зоне риска. Денег давали очень немного, я даже иногда очень удивлялась, что могла на них как-то существовать. Забрав мой паспорт, кассирша поспешно ушла и довольно долго не возвращалась, что немало меня удивило. Я начала было нервничать, ведь ребёнок был дома один. Я хотела высказать недовольство, но сделала это так неуверенно, что кассирша, вернувшись, даже не посмотрела в мою сторону. Бросив небрежно изрядно измотанный журнал, потребовала, чтобы я расписалась. Прежде чем это сделать, я взяла деньги и посчитала. И тут она как будто взорвалась. Как это так, я ещё и посмела засомневаться, и считать деньги и отнимать у неё драгоценное время. Как же это так, что я не понимаю: теперь везде вирус. И я же и есть источник заражения. Так или иначе, она со злостью бросила в мою сторону протокол и слова: «Вот вам, подпишите, с вас штраф, что вышли из дома: 5 000 рублей».

Как так, ведь это почти половина того, что я должна была получить. Это была первая мысль, которая пришла ко мне в голову. Я с испугом посмотрела в её сторону и, увидев ухмылку, совсем потеряла дар речи. Я поняла: она ушла надолго за оформлением протокола о штрафе. И вот эта длинная очередь стариков стояла и за пенсией, и за протоколом.

Мне было страшно обидно. Я вдруг ясно почувствовала, что в моей стране и в моём государстве я никого больше не интересовала. Я была одна во всём этом государстве и никому не была нужна. Досада, тревога и беспомощность отняли мои последние силы, и я молча потащилась домой. Я шла и думала. В моей жизни было всё, я видела многое. Да так, что, казалось, жизнь ничем больше не сможет удивить меня. И я устала от жизни, так бывает только если вдруг исчезают мечты, цели и с ними вместе желание, желание жить. Но сейчас? Поведение людей было совсем мне не по душе. Вокруг пустота, и я вспомнила. Да, да вирус. Я знаю, жизнь, она очень мудра и, наверное, мы там и в то время, когда она должна была появиться, чтобы многие вещи поставить на свои истинные места и многое подчистить, сделав не только природу, но и души человеческие намного чище… Да будет так, а иначе, наверно, нельзя.

Я шла, и чем дальше и ближе к моему дому, где меня ждала внучка, я постепенно начала думать о ней. Я уверена, что это маленькое существо любит свою бабушку, как все мы любили своих дедушек и бабушек. И я тоже очень люблю её.

И тут злость и ярость взяли верх во мне. Да что за жизнь теперь пришла и как в этом море человеческого пренебрежения и даже злости и ненависти будет жить этот ребёнок, который только собирается войти в этот мир? В моей молодости была у меня моя страна, и она была для всех едина и был народ так же един. Я выходила на улицу всегда с радостью и с удовольствием и не было вокруг нас никого, кто бы остался безразличным к человеку рядом. И будь это на улице, на работе и тем более дома. Время прошло, и я постарела, но ведь успела построить Байконур со многими моими сверстниками, откуда впервые мы полетели в Космос.

И многие другие сделали эту страну и самой научной, и самой образованной, и самой культурной. Но главное, мы воспитали народ, уверенный в будущем. И пусть будущее государство, как многие скажут сейчас, не могло быть светлым, но одно я вам скажу: в нас — и во мне, и в нем, и в моей бабушке, и в дедушке, во всех нас — в целом народе была уверенность в завтрашнем дне! И мы были счастливы, счастливы, что наши внуки будут жить в таком мире.

Тогда мы редко ходили в церковь, но ведь мы и вправду жили по законами божьим больше чем сейчас!

Кто? Кто посмел разрушить этот мир. Взамен нам дали мнимые ценности — любовь к родине, что совсем не любовь. Любовь к Богу, что совсем не любовь.

Я шла и плакала. Я шла, и слёз становилась всё больше и больше. Я помню, как я оказалась наконец в подъезде квартиры, что когда-то получила от государства.

Поднялась наверх, открыла дверь квартиры и вбежала внутрь так, словно хотела на секунду раньше убежать с ненавистной и недоброжелательной улицы. 

Ребёнок, моя маленькая внучка бросилась ко мне со всех сил и обняла. Я тоже прижала её маленькое тело к своей груди и только тогда заметила, что я неудержимо рыдаю.

Я мать, я бабушка, я уже пожилая женщина, и я рыдаю, плачу. Слёзы текут рекою, и я не знаю, когда перестану плакать…

Автор: Рубен Григорян