Рафаэль Карленович Кочарян — тот самый легендарный мастер, который создал шашку, подаренную Путиным корейскому лидеру Ким Чен Иру. Рафаэль Кочарян тогда руководил артелью ювелиров-оформителей в филиале Златоустовской оружейной мастерской и даже не подозревал, в чьей коллекции окажется изделие. Узнал, что шашка подарена лидеру КНДР, из сводки новостей.

В биографии Рафаэля Кочаряна сказано, что он жил в Армении, учился в Ереване, два года работал в Италии, а потом обосновался на Кубани, где и нашёл себя. На сегодняшний день у Рафаэля Кочаряна богатейшее во всех смыслах портфолио, прекрасное международное выставочное реноме, присутствие работ в частных коллекциях и наличие всевозможных регалий. Народный художник Армении, член Союза художников, член Международной организации деятелей искусств (ЮНЕСКО), член Союза художников России, член Гильдии оружейников России — это всё о нём. Как и прежде, Рафаэль Кочарян предпочитает жить в Краснодаре, любит говорить о себе как о серебряных дел мастере и считает, что для работы с металлом нужен правильный подход. Тогда металл подчинится и станет податливым и гибким, «как женщина». Редактор Армянского музея Москвы Ольга Казак встретилась с Рафаэлем Кочаряном и выпытала у него все секреты ювелирного мастерства.

Ольга Казак: Ювелирное искусство — это специфическая сфера. Нужно иметь острый глаз, терпение… Чем ещё, на ваш взгляд, должен обладать настоящий ювелир?

Рафаэль Кочарян: Важно внутреннее состояние и вдохновение. Уметь видеть образы.

О.К.: Как это видение воспитать? С чего начинать?

Р.К.: Мама рассказывала, что с трёх лет я начал пытаться рисовать буквицы — заглавные буквы в иллюстрированных книгах. Знаете, есть такие старые книги? Именно их я портил, пытаясь повторить такую иллюминированную букву — срисовывал её прямо в книге, напротив образца. Они были очень красивые — в виде птиц, например. А — аист. И так далее. Потом и в школе художественной учился. 

О.К.: Слышала, что вы закончили ювелирное училище и уже в 20 лет стали признанным мастером.

Р.К.: Тогда в советское время ювелирная ереванская школа была одной из самых мощных в Союзе. Мне сильно повезло, потому что мои учителя были ведущими деятелями искусств. Самый первый наставник  — Самвел Папоян — именитый серебряных дел мастер.

О.К.: Что важно уметь делать в вашей профессии?

Р.К.: Важна обработка драгметаллов. Умение рисовать мне помогает претворить задуманный эскиз в металл. Повезло, что я умею рисовать. Одно дело — нарисовать цветок: мы на картине видим только его лицевую часть. Другое дело — сделать этот же цветок в металле: мы видим его со всех сторон и можем покрутить в руках. Появляется объём. Это завораживает. 

О.К.: Какие творческие задачи вы себе ставите как художник для профессионального роста? 

Р.К.: Технические, скорее, задачи. Пытаюсь вот «договориться» с серебром. Найти самый подходящий язык. Понимаете, с металлом так же, как и с людьми, можно понять друг друга. 

О.К.: Работа с драгоценными металлами — история не самая дешёвая. Как удаётся выживать?

Р.К.: Я работаю только с серебром, а с другими металлами не работаю.

О.К.: Многие ваши коллеги по цеху жалуются на кризис в ювелирной профессии, что металлы очень дорогие, да и заказов не так много. 

Р.К.: Потому что они зарабатывают деньги. Понимаете? А насчёт ювелиров… Ну что они жалуются? Понимаете, для творческого человека неважно, сколько будет стоить работа и как оценят её на выставках. У нас ведь есть ещё заключение экспертного мастера. А если говорить о производстве, то мы все эти расценки знаем. В советское время, например, всё измерялось в граммах. И мы могли быстро составить смету — металл стоит столько-то, камни столько-то, а работа столько-то. Вот вам пожалуйста — цена. Если художник добился действительно профессионального уровня и создаёт технически правильную, аккуратную и эстетически привлекательную вещь, то цена не будет иметь значения. Если работа нравится её создателю, мастеру, то она сможет заворожить и тех, кто её увидит. Понимаете?

Фрагменты сабли «Шамшир». Мастер Рафаэль Кочарян

О.К.: Из каких этапов состоит работа над изделием?

Р.К.: Сначала заготовка. Это грубый металл — лист, проволока, квадратики. Фантазия подскажет, какой металл нужен.

О.К.: А эскиз рисуете?

Р.К.: Прежде рисовал, сейчас уже нет. Есть определенная задача. Саблю невозможно сделать длиной в три метра, потому что есть каноны — 80–82–85. Ширина зависит от клинка. Если длина клинка составит 30 мм, то в соотношении с ножнами — чем меньше расстояние, тем клинок получается изящнее. Представьте, что клинок 30 миллиметров, а ножны 50 миллиметров. Ну как? Есть несоответствия?

О.К.: Согласна, будет определенная дисгармония.

Р.К.: Эстетика и композиция. Они должны совпадать. Знаете, замысел и красота должны органично смотреться. 

О.К.: А огранкой камней вы сами занимаетесь?

Р.К.: Нет. Огранкой не занимаюсь. Только обработкой металла.

Изделие, символизирующее христианский мир, и его автор Рафаэль Кочарян. Источник: yandex.ru

О.К.: Довелось увидеть ваши работы на ювелирной выставке в Манеже, на которую ходила. И конечно, оружие это производит очень сильное впечатление своей тонкой работой — подробной, с огромным количеством инкрустаций. Вопрос мой касается декоративных идей. Откуда вы их черпаете? Какая культура вас, как художника по металлу, питает?

Р.К.: Со временем у каждого художника появляется свой почерк. У живописца, у скульптора, у ювелира. Изделие мне интересно с ювелирной точки зрения — как этот орнамент или камень будут смотреться на сабле, бокале или диадеме. Дизайн сам по себе, отдельно — не имеет значения. Сначала форма и на её площади стоит задача что-то собрать, чтобы подчекркнуть эту форму и показать её с выгодной стороны. Есть форма круглая, есть яйцеобразная. Мне нравится работать с клинками, художественно обрабатывать холодное оружие. 

О.К.: А как вы придумываете названия для своих ювелирных изделий? Почему, например, сабля у вас называется «Шамшир»?

Р.К.: Это индо-персидское название. Переводится «коготь тигра». Так названо из-за изгибистой формы. Персы и индийцы в своих изделиях традиционно использовали все цвета радуги и много камней. А у этого клинка ещё и мой почерк. Можно сказать и армянский орнамент, и европейский орнамент. 

О.К.: Почему ювелиры говорят, что «общаются» со своими изделиями? Это какая-то неведомая простым смертным алхимия? Вы вот тоже говорите о материальном как о какой-то живой субстанции. Расскажите о ваших отношениях с металлом? Что вы «говорите» им и что получаете «в ответ»? 

Р.К.: Это очень хороший вопрос, но тяжело ответить. Это общение взаимно. «В ответ» — подчинение металла. Бывает такое, что садишься над одной работой и металл не хочет идти навстречу. Или у меня настроение не то, или у него что-то не то. Оставляю работу, начинаю общаться — менять что-то в инструментах. А бывает такое, что вступаю в монолог сам с собой, как Гамлет. Помните, дух его отца всё равно пришёл — подсказал. Примерно то же самое и в разговоре с металлом.

О.К.: Это психологический перенос на металл? 

Р.К.: Здесь и психология, и философия — всё вместе. Плюс история создания.

О.К.: Задам технический вопрос, который меня давно волнует. Как происходит отбеливание серебра — металла, который склонен темнеть?

Р.К.: Через кислоту. Во время паек появляются шлаки, которые мешают последующим работам. Мы снимаем их с помощью кислоты, и серебро при этом отбеливается. Это важно потому, что при предыдущем нагревании оно чернеет — цвет меняется, появляются окиси, которые мешают реализации задуманной идеи. Но отбеливание это всё убирает. Мы получаем очищенный металл, начинаем обработку. Далее идут последующие пайки и закрепки. При окончательной обработке мастер отбеливает изделие ещё раз, чтобы придать металлу его естественный молочный цвет. Далее полировка натрием — и изделие блестит. Металл живой, и мы радуемся друг другу. 

О.К.: Все ювелиры одинаковую кислоту используют? 

Р.К.: Да, конечно.

О.К.: Есть ли какие-то секретные смеси личные? 

Р.К.: Нет секретов. Друг другу ювелиры советуют. Кто-то что-то одно пробовал, кто-то что-то другое. «А попробуй вот такое процентное соотношение с этим», — говорят. Будет ещё лучше, может, хуже. Понимаете, у всех разное. Но процесс один и тот же.

О.К.: Писатель, когда пишет, то может, если не нравится текст, его скомкать и выбросить в мусорное ведро. У ювелира же нет такой возможности?

Р.К.: У нас безотходное производство. Не бывает такого, чтобы не получалось. 

О.К.: Ювелир не имеет права на ошибку?

Р.К.: Не то что ты не имеешь права ошибаться, нет. Ты не должен ошибаться! Потому что заранее в голове строишь план. Профессиональный ювелирный опыт — вот что важно. Ювелиры — строят. 

О.К.: Вы говорите, что всё зависит от опыта, профессионализма… А как быть с полем для экспериментов, которое предполагает изучения возможностей, которые изначально заложены в ошибке?

Р.К.: Эта работа происходит постоянно, просто её никто не видит. Мы просто экспериментируем — раз, раз, раз. Это просто рабочий материал. Как вы говорите — писатель то, что не понравилось, сжёг. А мы металл переплавляем.

О.К.: Вы имеете право переплавить. Слава Богу! А то я уже начала переживать за всех ювелиров мира — как же им трудно быть безупречными.

Р.К.: Переплавить можно. Ведь здесь не производство.

О.К.: У вас есть какие-то любимые сплавы? Или вы только серебро используете?

Р.К.: Только серебро использую.

О.К.: Что в серебре такого, что вас привлекает как мастера? Свойства какие-то?

Р.К.: У серебра есть капризы, оно туговатое. Не хочет, не поддается, необходимы усилия. С помощью уговоров, через техническую часть исполнения оно поддается всему. В какой-то момент этот металл может стать послушным и гибким, как женщина. С ним приятно общаться. Очень интересно.

О.К.: У вас есть постоянная база заказчиков?

Р.К.: Заказы я уже давно не принимаю.

О.К.: Это ваша принципиальная позиция?

Р.К.: Это не принципиальная позиция. Это просто мешает творчеству. Заказчик не видит то, что я вижу в том или ином изделии, которое он у меня хочет заказать, понимаете? Допустим, он хочет саблю не такую сложную, но она будет некрасивая. А моя позиция — давайте я лучше создам так, как я вижу, и если вам понравится — ради Бога. Даже если пальцем показывают на уже имеющееся изделие и просят повторить, я всегда говорю, что второй такой не получится, а будет ещё лучше. Потому что каждый мастер развивается и двигается в сторону накопления опыта, а это значит, что его возможности расширяются. Повторять уже сделанное — творческий тупик. Я, как и любой художник, хочу развиваться и усложнять задачи.

Журналист (Москва) Ольга Казак специально для Армянского музея Москвы

Фото обложки: Александр Мощаков