Ованес Туманян — творец филигранной прозы, отмеченной печатью большого мастерства.

Каменная баня

Киракос простудился, слег и мучился лихорадкой. Соседи пришли его проведать. Рассевшись вокруг больного, беседовали они и дымили чубуками.

— Ребята, ежели он не пропотеет, толку не будет. Давайте-ка устроим ему каменную баню, — предложил дядя Несо, утопая в облаках табачного дыма.

— Это дело! — одобрил сосед.

— Ничего другого и не остается, — отозвались остальные.

— Киракос!

— Чего-о-о?

— Про каменную баню толкуем, — что ты скажешь?

— Боюсь… не выдержу…

— Выдержишь, небось, не маленький.

— Вам виднее… милые…

— Эй, бабы, налейте-ка воды в котел да камней натаскайте, побросаем в огонь, пускай калятся.

Поставили котел на очаг, насыпали камней в огонь и опять расселись. Дядя Несо принялся рассказывать, сколько народу спасла каменная баня: Матананц Данэл, Матосанц Минас, Цатуранц Степан, Машкаворанц Мико… — пока не закипела вода и не накалились камни.

— Ну, пора за дело!

— Боюсь, братцы! — застонал больной.

— Помалкивай! Хозяюшка, принеси-ка нам два толстых одеяла, а из парней, человека четыре или пять, кто поздоровее — сюда!

Поставили среди избы обернутый в тряпье бурлящий котел, тут же положили больного и всыпали в кипяток раскаленные камни. Зашипели камни, тучей взвился пар. Тотчас больного вместе с котлом покрыли одеялами, а сами уселись на них.

— Ой, задыхаюсь! — глухо вопил больной.

— Но задохнешься! Ребята, покрепче садитесь! За голову да за ноги его хорошенько держите.

Больной голосил, делал отчаянные усилия, пытаясь хотя бы пошевельнуться, по сидевшие на нем с полдюжины верзил держали его крепко.

— Куда тебя несет? — кричали верзилы, гогоча и нажимая все крепче.

— Теперь-то уж он наверняка пропотеет.

А дядя Несо, сидя на больном и дымя чубуком, продолжал рассказывать:

— Так же вот однажды простудился и наш Абгар. Отвар кантапинского цветка давали, порошков всяких, уксусом тело растирали, — толку никакого. «Ребятки, говорю, давайте-ка закачу я ему каменную баню!» Ну, что ж, говорят, тебе виднее. Развел я здоровенный огонь, налил в щербатый бабушкин котел воды и поставил на огонь; камушков набрал и в самый жар их побросал. Закипела вода, раскалились камни. А он, Абгар-то, все свое долбит: «Боюсь!» Такой же трусишка, как и этот.

— Ну, что ты, Абгар парень смелый и сердцем не слаб. 

— Он-то не слаб? Как-то осенью наткнулся я на медвежью берлогу. Прихожу: так и так, Абгар, нашел медвежью берлогу, пойдем подымем зверя. Пошли. Взял я хворостину и ну тыкать в берлогу. Вдруг проклятый медведь как выскочит да как облапит меня. «Абгар, помоги! Выручай, Абгар!» А Абгара и след простыл. Вырвался я кое-как из медвежьих лап и пустился домой. «Что же ты, братец, наделал?» — говорю я. А он мне: «Я, мол, домой за ружьем бегал». Врал! С испугу убежал! Так о чем, бишь, я? Да, Абгар вот тоже так: «Несо, милый, боюсь, не надо каменной баки». Не послушали мы его. Накидали каленых камней в котел и, как только поднялся пар, укрыли Абгара с головой. А он: «умираю да умираю!»

Станем ли мы его слушать? Насели на него: я, наш Гукас, Пилон, Габо, Арут… Абгар все орет под одеялом, да ведь как орет! Покричал, покричал да и успокоился. Раскидали мы одеяла и видим — весь в поту. И поправился, еще здоровее стал.

Когда дядя Несо кончил, все поднялись и разметали одеяла. Пар повалил по всей избе. А Киракос?

— Киракос!

Ответа нет.

— Киракос!

Безмолвие.

— Киракос! — окликали, теребили, тормошили.

Не стало Киракоса.

— Как же это так, братцы, а? — растерянно промолвил дядя Несо.

Глухое молчание.

— Ой, обрушься на меня мой кров! — взвизгнула жена Киракоса.

Толкая друг друга, крестьяне вывалились из избы и столпились на крыше. И в то самое время как вдова Киракоса оплакивала мужа, друзья его, усевшись на крыше, рассуждали о том, как много народу задохнулось в каменной бане: Анесанц Арон, Мелконанц Ванес, Ахверданц Аген, Шималанц Шамил… всех не перечесть.

— Это уж как кому на роду написано. Не Несо же ведь их всех прикончил.

Несо, понурясь, молча слушал и сосал свой чубук.

Воспроизводится по изданию: Армянские новеллы / составил и перевел А.С. Хачатрянц. — Москва : Издательство «Советский писатель», 1945.