Журналист и иллюстратор Айк Варданян из тех людей, кто бросил все и переехал на родину в поисках мечты. Айк запустил популярный арт-челлендж, посвященный Айцемник — армянской воительнице XII века. В нем участвуют как армяне, так и художники других национальностей. Сейчас Айк учится делать хачкары в Армавире — это и есть то, к чему Айк шел долгие годы. А раньше он писал для Darker, Playboy, Snob, Illuzion.

О своей семье, поиске себя и о том, как вернулся в Армению и занялся любимым делом, Айк Варданян рассказал Леонне Малхасян из Объединения армян России.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее про свой жизненный путь. Кем были в Ереване ваши родители?

Моих родителей зовут Вазген и Сирануш, у меня двое братьев Грачья и Ваган, я средний сын.

Мама родилась и выросла в селе Айраванк, в большой семье из пяти детей. В 18 лет она приехала поступать в Политехнический университет в Ереване на факультет «Вычислительной техники». Жила у родственников в Нижнем Чарбахе, там же познакомилась с их соседом, моим отцом. Работала до 1994 года по своей специальности, пока мы не переехали в Россию.

Отец родился в селе Варденик, в семье из семи детей. В Ереван их семья переехала, когда ему было лет десять. После школы он пошел служить в армию, после чего поступил в техникум на автодорожный факультет. Работал он в колхозе техником и инженером до конца 80-х годов.

В 1984 году родился мой старший брат Грачья, а я родился в 1987-м. С 1989-го отец был в командировках, в основном по России. В 1992-м родился мой младший брат Ваган.

— Почему вы переехали?

В 1994 году отец уже осел и стал работать в Волгограде, и мы последовали за ним.

— Как вам было после переезда?

Для нас с братьями, конечно, трудностей было меньше. Младшему было полтора годика, старший еще в Армении проучился три года, где преподавали русский язык, поэтому он в российской школе освоился. Я же из русского языка знал только «да», «нет» и считал до десяти. Впрочем, месяца за два быстро освоил, пойдя в первый класс.

Насчет изучения русского языка — особых проблем не было, как-то само собой получилось. Тем более мы тогда снимали дом и жили совместно с хозяином, русским ветераном Великой Отечественной, то есть общение на русском было и дома тоже.

Школа и университет с первого класса по последний курс пролетели там же. Параллельно я учился в художественной школе, где помимо рисования мы проходили скульптуру и декоративно-прикладное искусство.

Родители работали уже не по специальности, работали в торговле и поднимали нас на ноги.

— Был ли интерес к искусству до художественной школы?

Да, конечно, рисовал с двух лет. Это, наверное, мое самое первое воспоминание. Произведения армянского искусства не могут не нравится. Они имеют большое значение в мировой культуре, мне было всегда приятно, когда в художественной школе или на уроках МХК часто затрагивали работы армянских мастеров. В самой «художке» преподаватели говорили, что моя стилистика изображения отличается от русской школы, скорее всего это чисто этническое влияние.

По поводу отношения к армянскому искусству могу добавить не только восхищение, но и критику — наш менталитет вследствие большого числа трагических событий претерпел изменения, и это отражается в искусстве. Искусство стало слишком печальным, с мрачными страдальческими нотами, это ничуть не вдохновляюще и даже гнетуще. Мы слишком много делаем акцента на трагизме и постепенно забываем о воинственности и юморе, кои нам тоже присущи.

Незабудка в какой-то момент стала неофициальным гербом и знаменем армян по всему миру. Даже небоскреб хотят построить в виде незабудки.

У меня самого предки пострадали во время геноцида, сложно переоценить масштабы трагедии. Однако превращать в культ тоже не стоит. Такое отношение вызывает у меня негатив, когда вижу, что геноцид коммерциализируется, например, в том же Вернисаже или в Москве, где открылся магазин атрибутики геноцида. Это все печально. А арт-проекты, изображающие воинственные и юмористические мотивы, низведены в сравнении с мотивами «народа с опущенной головой», а иной раз приверженцы последнего с пеной у рта критикуют искусство поднимающее, национальный дух и идеологию.

— Относились ли родители серьезно к этому увлечению?

Более чем. Уже на последних двух классах художественной школы интерес к посещению «художки» стал спадать (это было в 2002–2004 годах), узнав про мою неуспеваемость, родители конечно приняли меры, заставив меня доучится. За что я им благодарен.

— Как вы решили вернуться на родину? Может, какой-то определенный факт на вас повлиял?

Семья давно хотела переехать, мысли были ещё в 2002 году. Но младший брат и я доучивались в школе, а потом продолжили обучение в строительном университете. На этом желание переезжать пропало, хоть и тянуло на родину.

В подростковом возрасте о переезде, конечно же, задумывался. Относился к Армении хорошо. Семья воспитывала нас с любовью к армянской культуре, читать и писать, конечно, мы со старшим братом почти разучились, но историю, искусство и разговорный армянский знаем хорошо.

На самом деле, нельзя сказать, «рад, что вовремя уехали из Армении». Мне было всего семь лет, а младшему брату так и вовсе полтора года. Мы просто переехали туда, где у отца была работа. Сейчас, после ровно года пребывании в Армении я понимаю, что моя жизнь здесь, возможно, протекла бы лучше, не уезжай мы отсюда. А возможно, и нет. Тем не менее, жалеть не приходится. У всего есть свое время.

Все эти годы родители несколько раз на пару-тройку недель летали в Армению по тем или иным делам, связанным с домом и семьей — ну как обычно, свадьба/похороны родственников, какие-то бюрократические моменты с недвижимостью и прочим. Так уж сложилось, что за период 1994–2018 мы с братьями ни разу так и не посетили Армению.

С 2010-го по 2018 год я работал в крупной строительной компании инженером, а потом и геодезистом. Ездил с командировками по европейской части России, работая над объектами строительства и реконструкции дорог, мостов, гидроузлов, пожарного депо. Это был интересный и полезный опыт. К слову, с таким багажом опыта мне несложно пройти собеседование на аналогичную должность как в России, так и в Армении.

Где-то с 2016 года тяга поехать в Армению хотя бы в отпуск стала сильнее, однако, у меня была цель накопить на строительство большого семейного дома. Мы до 2017-го жили в стареньком деревянном доме. С 2017-го по 2018 год я ещё работал на своем месте, а между командировками строил с семьей новый дом.

С 2015 года по сегодняшний день время от времени пишу статьи и публикую интервью в различных СМИ в качестве фриланс-журналиста. В основном в русскоязычных журналах и электронных изданиях. В Армении мою статью об армянских комиксах напечатали в журнале «Ереван».

Уволился в апреле 2018 года и стал работать в Волгограде, поближе к дому. События весны в Армении еще больше стали подталкивать на посещение родины, тем более в Ереване у нас пустовал дом. В середине сентября я взял билет на самолет. Чувствовал я себя очень противоречиво, поэтому поначалу решил только лишь на пару недель слетать. Родители с братьями и вовсе были против, считая, что жить в Ереване, тем более одному мне будет тяжко.

Честно сказать, первые два дня я перенес действительно тяжело, несмотря на годы, проведенные в командировках, нахождение на родине бросило в дрожь и эйфорию. Благо, все утряслось. Где-то неделю я ходил в гости к многочисленным родственникам, после чего задумался все-таки попробовать закрепиться в Ереване, а не просто провести отпуск.

Посмотрел объявления в интернете про геодезию в Армении, связался с одним местным коллегой, и тот мне порекомендовал пойти в одну строительную контору, куда меня сразу взяли. Один из хороших уроков, которые я получил, это то, что разочароваться в работе и условиях здесь можно не меньше, чем в России. В общем, меня не устроил расклад, и я вышел, решив, наконец, попробовать свои силы не по основной специальности, а по деятельности, которая мне приносит удовольствие — изобразительное искусство.

Вплоть до середины весны я занимался комиксами, участвовал в выставках, например, в международном фестивале анимационного кино и комиксов «РеАнимания», а также подготовил несколько проектов графических романов. Работал как в независимом творческом объединении, так и в издательстве. Так как лишнего времени между делом хватало, с середины весны я устроил лавочку на Вернисаже, где продавал всякий хэнд-мейд, комиксы и картины своих друзей. Продавал и через интернет. Это продлилось до середины августа и, так или иначе, держало меня на плаву. Всё это время семья, оставшаяся в Волгограде, усиленно звала вернуться, но я уже здесь привязался, хоть пока и не нашел строго стабильной работы, а возвращаться на стройку мне уже не хотелось, хотя предложения поступают до сих пор.

В июле прошел отбор на воркшоп по FX-гриму в рамках кинофестиваля «Золотой абрикос» (проще говоря, это киногрим), где нас обучили делать накладные маски монстров и загримировывать. На самом деле Ереван этим и хорош, что бесплатную профессию тут не так сложно освоить, надо только знать где.

Числа 20 августа, я засел посмотреть, какие в Армении есть мастерские хачкаров. Связался по Фейсбуку с парой-тройкой мастерских из Еревана, по тем или иным причинам мне отказывали или вовсе не отвечали на сообщения. В итоге один из мастеров пригласил меня. Это Андраник Саргсян, потомственный скульптор из Октемберяна. Его отец Дереник Саргсян один из учеников прославленного скульптора Гукаса Чубаряна. Обстановка в мастерской довольно дружелюбная, даже семейная, и я довольно быстро влился в коллектив и уже месяц изучаю искусство создания хачкаров и каменных скульптур. Навыки инженера и скульптора, полученные в университете и художественной школе, во многом помогают осваиваться.

— Как вы поняли, что хотите пойти учиться делать хачкары? Почему именно это?

Хачкары — это серьезное искусство и ремесло, приносящее заработок. Стройка была необходимым этапом, который мне помог в России освоиться и создать хорошие условия для семьи. Да и предрасположен я больше к искусству, поэтому и доход пытаюсь связать с одной из сфер.

— Как отреагировали друзья/знакомые/родственники на новое увлечение и на отказ от старой работы, которая приносила доход?

Разумеется, они беспокоятся, до сих пор упрашивают снова заняться профессией по основной специальности.

— Какие бы советы вы дали репатриантам? Может, с чего начать?

Лично мне было в первые несколько месяцев не так сложно, потому что были кое-какие накопления, это сильно выручало. Также посоветовал бы все-таки делать ту работу, на которую вас сразу возьмут и которая у вас получается лучше всего (кто знает, может, и я вернусь на должность инженера). Или же ищите то, что по душе, но это, естественно, куда сложнее.

Само собой, наличие собственного дома — это большой плюс в репатриации. Еще лучше, когда есть связи. А если у вас нет тут связей, то приобрести их тоже не сложно. Тут благоприятная среда, найти единомышленников и друзей намного легче, чем в спюрке (по крайней мере, у меня так сложилось).

Репатриация не так легка, это большие риски получать куда меньший доход или наткнуться на неблагонадежных людей (не без этого). Но в целом лично я себя здесь чувствую в своей тарелке, как психологически, так и в плане физического здоровья. Армения дает большие возможности, даже больше, чем спюрк, но вкладывать усилий тоже нужно больше.

Беседовала Леонна Малхасян, Объединение армян России