Армянский музей Москвы и культуры наций

View Original

Ко Дню рождения Сергея Довлатова

3 сентября 1941 года в Уфе родился писатель-космополит с армянскими корнями Сергей Довлатов, практически не печатавшийся на родине при жизни. Его имя занимает почётное место в литературном процессе 60-80 гг. и служит репрезентацией «Последнего советского поколения». К 83 годовщине со Дня рождения Довлатова Армянский музей Москвы рассказывает о его жизни и творчестве.


Сергей Довлатов с друзьями, 1950-е. Источник

 Сергей Довлатов родился в советской Уфе 3 сентября 1941 года, в эвакуации. Его мать, Нора Довлатова (Довлатян), была армянкой и работала корректором. Отец, Донат Мечик, был евреем и театральным режиссёром. По документам Сергей Довлатов — армянин. Тифлисскую часть семьи  Довлатов описал в повести „Наши“.

После 1944 года жил со своей матерью в Ленинграде. Довлатов учился на филологическом отделении Ленинградского государственного университета, но через два с половиной года был отчислен. Там он познакомился с ленинградскими поэтами Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Иосифом Бродским и другими важными фигурами литературного процесса.

Иосиф Бродский и Сергей Довлатов. Источник

Несмотря на распространённое убеждение о непечатности Довлатова, на деле причина его неизвестности на родине заключалась в столкновении с цензурой. Исследователь Игорь Сухих пишет:

Публикаций с подписью «С. Довлатов» за десятилетие литературных мытарств набралось больше десятка (примерно по одной в год!). Просто рецензии, опубликованные в ленинградских журналах «Звезда» и «Нева», автор хотел забыть, точно так же, как не любил вспоминать повести в той же «Неве» и популярнейшей «Юности»

Современная Сергею культурная реальность («Оттепель», а позднее — «Застой»), с одной стороны, представляла невиданную после масштабных репрессий свободу для авторского самовыражения, а с другой — никак не меняла ситуацию тотальной цензуры печати. Так, в этих уникальных условиях всё печатное слово разделилось на «Самиздат» и официальные издания. Начинается 3-я волна эмиграции и транзакция за границу культурных идеологий.

Обложка одного из номеров журнала «Юность» 1961 г. Источник

Глобальный литературный процесс 60-80 гг.. предлагал авторам на выбор три типа литературного поведения: советский подцензурный, ярко политизированный диссидентский (который часто старается донести до читателя, что тот не свободен в чтении) и андеграундный (в нём автор живёт в замкнутом мире, будто оторванном от реального). Сергей Довлатов не выбрал ни один из них, интерпретируя своё видение русскоязычной литературы в злободневных и часто непечатных сюжетах. 

Он превратил свою биографию в литературное произведение, не дав шанса её переписать. В творчестве Довлатова содержатся все основные вехи его жизни: семья (цикл «Наши»), служба во внутренних войсках (книга «Зона»), ленинградская литературная среда конца 1960-х годов и общение с Бродским (повесть «Ремесло»), работа журналистом в Эстонии (цикл «Компромисс»), работа экскурсоводом в Пушкинском заповеднике (повесть «Заповедник»), эмиграция («Филиал», «Иностранка»).

С конца 60-х Довлатов публикуется в Самиздате, а в 1976 году некоторые его рассказы были напечатаны на Западе в журналах «Континент», «Время и мы», за что Сергей был исключен из Союза журналистов СССР. В 1978 году из-за преследования властей Довлатов эмигрировал в Вену, а затем переселился в Нью-Йорк. Наборные листы его первой книги были уничтожены по приказу КГБ.

Сергей Довлатов. Источник

В Нью-Йорке Довлатов издавал либеральную эмигрантскую газету «Новый американец». Она имела краткую, но бурную историю жизни и гибели, и именно эти опыты письма в новых реалиях привели, наконец, Сергея Довлатова к известности.

В начале 1980-х годов он добился признания как писатель, публикуясь в престижном журнале The New Yorker, где до Довлатова из русскоязычных авторов печатался только Набоков. Все эти сюжеты творческого пути, иной раз с многочисленными вариациями, описаны самим Довлатовым.

Его автобиографизм при этом очень литературен и неотделим от факта неоконченного филологического образования: об этом замечательно пишет филолог и литературовед Игорь Сухих в очерке «Сергей Довлатов — зачёт по критике»:

Довлатов не просто был природным филологом, он сделал филологию предметом своей литературы. В записных книжках есть анекдоты о филфаковских профессорах и множество размышлений на литературные темы. Одна из сюжетных линий «Филиала» – любовь на Университетской набережной, 11.

Не менее существенно и другое: филологическая прививка (проблемы писательства, журналистики, издательского дела, включая такие «мелочи», как опечатки) становится важной чертой, характеризующей довлатовского лирического героя, того сквозного, лейтмотивного персонажа Алиханова – Довлатова – Далматова – Пожилого писателя, который скрепляет все довлатовские тексты.

Сергей Довлатов. Источник

«Филологической прививкой» Сухих обозначает приверженность Сергея Довлатова определённой традиции русскоязычной литературы и письма на русском языке. Это – та форма языка, которая была принята писателем с детства за культурную истину:

Писатель, который специально следит за тем, чтобы слова в предложении не начинались с одной буквы (некоторым собратьям, филфаки окончившим, это казалось чудачеством или просто глупостью), – кто он, если не филолог?

«Довлатов должен был родиться профессором Хиггинсом. Его бросало в жар от неграмотного правописания и произношения. <…> Сергей был нетерпим к пошлым пословицам и поговоркам, к ошибкам в ударениях, к вульгаризмам. Люди, говорящие «позвОнишь», «катАлог», «пара дней», переставали для него существовать. Он мог буквально возненавидеть собеседника за употребление слов «вкуснятина», «ладненько», «кушать»...

Сергей Довлатов на прогулке с сыном. Источник

Главный герой довлатовской прозы — он сам. Писатель, отвечая тенденциям XX-го века, следует постмодернистскому принципу «мир как текст». Внешне не выходя за пределы реалистического жизнеподобия, Довлатов вместе с тем обнажает литературную сторону жизни. Начинавший писать на исходе 1960-х годов, он не продолжает, а отталкивается от исповедальной прозы периода «Оттепели». В этой традиции герой уже был не просто литературной тенью своего поколения, а его полномочным представителем. 

У Довлатова жизнь автора представляет собой отражение сугубо литературных, нередко фантасмагорических сюжетов и коллизий. Он неуклонно претворяет автобиографический материал в метафоры, а точнее, в анекдотические притчи, ставя на первое место юмор и комические приёмы.

Сергей Довлатов с дочерью. Источник

Две взаимосвязанные темы занимают его на протяжении всего творчества: взаимоотношения литературы и реальности/ абсурда и нормы. Например, в книге «Зона», рассказывающей о службе автора (субъект повествования носит имя Борис Алиханов) в лагерной охране, Довлатов сопровождает рассказы комментирующими письмами к издателю. 

Зона в этих комментариях помещена в достаточно широкий литературный контекст. Сразу бросается в глаза прямое сближение лагерной эстетики с соцреализмом: «В лагере без нажима и принуждения торжествует метод социалистического реализма». В этом мрачно-саркастичном и одновременно комическом комментарии можно увидеть важнейшую для Довлатова эстетику нелепого, которая читается во всех периодах его творчества.



На обложке: Сергей Довлатов в эмиграции. Источник

Источники:

Алексей Юрчак Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. 8-е издание, 2024

Игорь Сухих Филолог Довлатов: Зачёт по критике