Редакция Армянского музея Москвы продолжает публикацию отрывков из дневника бакинки Любови Григорьянц. Благодарим автора за смелость и бескорыстное желание поделиться с читателями нашего портала воспоминаниями. 

События датированы c 29 февраля 1988-го по 29 мая 1989 года и представлены в двух частях в хронологическом порядке. Авторская стилистика и пунктуация сохранены.

Часть II

7 марта

С работы позвонила сестренка. От каждого звонка сердце буквально разрывается. Предупредила, чтобы я не водила детей в школу. В газете появились фотографии. Глазам не верю! Ворвались в роддом. Я в шоке. И тут во дворе дикий женский вопль. Я кинулась к дверям, прислушалась. Крик женский. Но кто? У ворот только баба Аракся, старушка, армянка. 80 лет. Но голос молодой. Я схватила телефонную трубку, но через секунду поняла, что не знаю кому звонить? Руки задрожали. Присела. Дети и бабушки в другой комнате. С трудом заставила их сидеть и смотреть сказку и не соваться в прихожую. Потом всё же моя тётя и сестра тихонечко шмыгнули в прихожую и буквально отобрали у меня трубку из рук. Я держала трубку крепко, не понимая даже зачем она мне и почему я не хочу отдать им трубку. Шок.

— Не звони в милицию, — взмолилась тётя.

— Они не помогут! — сказала сестра.

Я опомнилась и говорю:

— Я Оле позвоню. Возле её дверей весь двор виден. Она всегда в курсе всех дел соседей.

У Ольги тоже голос дрожит. Через пару минут она позвонила и сказала, что наш сосед со второго этажа Гасан жену избивает. Напился и избивает. Оля говорила и плакала. Она тоже жутко испугалась.

Я совсем растерялась. Если сосед-азербайджанец в такой момент лупит жену по пьянке, то что ему стоит вызвать громил с улицы и натравить на соседей армян? Этого Гасана угомонил муж другой соседки с первого этажа и собственные два сына. Я судорожно думала, а кто из соседей «иудой» станет? Во дворе пять азербайджанских семей, трое взрослых мужчин, двое уже не в счет. На третьем этаже тётя Солмаз и Амина. Может у них спрятаться? Кажется, я схожу с ума.

Первый час ночи

Мои спят. Мне не до сна. Вечером было продолжение. Только начало темнеть, как во дворе вновь раздался женский вопль. Кричала Начиба. Я узнала её голос. Она прибежала к нам. Я впустила её, и она в слезах сообщила мне, что её муж напился, бегает по двору и горланит: «Армян надо резать!». Этот тощий Алишка, никчемный человек, даже в горящую квартиру не кинулся, когда у них был пожар. Роберт вошел и вытащил его сына. И теперь он призывает резать армян и их детей. Я не стала выходить, попросила её выйти и успокоить своего мужа. Ужасно боялась, что он придет к нам. Сама прилипла к дверям. Алишка орал громко, потом голос его стал удаляться. «Наверное, на улицу вышел», — подумала я, и если бы не дети и бабушки, я бы завыла от страха. 

Три часа ночи

Мои спят. Тётя Тамуся тоже спустилась к нам, после выходки Али. Из головы не выходит этот мерзавец. Отец четырех детей. Роберт и Валерка помогали ему строить ванную комнату, провели газовую трубу в квартиру. Жена постоянно то хлеб, то спички у соседей просит. А тётя Клава вообще их первенца выходила. Тётя Солмаз и Оля пытались угомонить его, но он еще какое-то время носился по двору, выбегал на улицу и орал: «Смерть армянам!». Пришли два милиционера, он и при них орал, но им удалось его загнать в квартиру. Один из милиционеров сказал ему: «Это надо делать на трезвую голову». Начиба передала эти слова Ольге, а та, возмущаясь, сообщила мне. И теперь я просто жила в прихожей у дверей и день и ночь, прислушиваясь к звукам. Итак, во дворе защиты не найти.

Пять утра

Звоню Беку. Трубку взяла Лариса. Они тоже не спят, хотя в поселке Мусабекова относительно спокойно. Обещал днем зайти. Велел не выходить из дома.

Семь утра

Мама и Тамуся встали.

— Ты что не ложилась?

— Почему, я просто пораньше встала, — соврала я.

Двенадцать часов дня

В Сумгаите убили 31 человека. Сообщили по телевизору. В Баку на улицах, в транспорте нападают, спрашивают: «Ты армянин?». Избивают. А по телевизору говорят, что все нормализуется, люди пошли на работу, дети в школу. Врут! И от этого совсем страшно. Сестренка ездит на работу. Она светленькая, на армянку не очень похожа, но мы себе места не можем найти пока она не вернется. Вчера напали на улице на её подругу, а она азербайджанка, не разобрались. Рядом оказался сосед, угомонил молодчиков. Роберт звонил, но я опять сказала ему, что у нас все в норме. Что творится со мной? Не струсила в Йемене, во время землетрясения, а сейчас дома, в Баку, я боюсь, я земли не чувствую под собой.

8 марта

Днём вновь пришел Бек. Принес мясо, масло, сыр, овощи и хлеб. Рассказал то, что знал. Волосы дыбом встают, но я держусь.

— Так где же гласность? Что Горбачев говорит? Они что там в Москве, ослепли, оглохли?

Бек развел руками.

— Неужели позволят как в Сумгаите?

Молчит. Спрашиваю, это правда, что там сказали, что евреям даем три года, русским — пять лет. Армянам — ни дня. Всё это звучит дико.

— Дико, не дико, а беда уже в Баку.

Днем тётя Наташа сказала, что видела Лёву, младшего сына моей свекрови. Она сказала, что Роберт в командировке, но Лёва не появился. Это тоже дикость. В такой момент быть в городе и не зайти к матери.

Два часа ночи

Не спится. Стараюсь думать о тебе, Роберт. Какая разница между тобой и твоим братом! Бог с ним! Мысли перескакивают на другое: где-то рядом у кого-то в доме уже горе. А что будет завтра? Вчера после ухода Бека сказала бабушкам, чтобы они меня слушались и не возражали. Если скажу спускайтесь в подвал, без слов с детьми спустятся. И чтобы сидели там тихо, пока наверху не наступит тишина. Они молча смотрели на меня. А сейчас сижу и смотрю на крышку подвала. Она на самом видном месте. Когда Роберт строил этот подвал, разве он думал, что рядом растут те, чьи дети вырастут зверями.

Роберт, миленький, мне без тебя так плохо! Прости меня, что порой не желая, но я делала и тебя, и себя несчастной. Мне все же удалось ужиться с твоей мамой. Твоя любовь и моя дали мне силы. Ты приедешь! Все будет хорошо с нами! Мы обнимемся и мой страх уйдет. Уйдет?! Уйдет ли? Нет! Я загоню этот страх в себя. Потому что буду и о тебе беспокоиться. События разворачиваются не на шутку трагическим образом. Поговаривают, что армяне уезжают, евреи еще раньше собрались покинуть Баку. Скоро рассвет.

Семь утра

Мои старушки еще не проснулись, а может просто лежат и делают вид, что спят. Все же я их напугала вчера. Может ковер кинуть в прихожую и закрыть крышку подвала?

Десять утра

Только что к дверям подошел Али, я не стала ему открывать.

— Люба, открой дверь. Это я — Али.

— Чего надо?

— Прости меня. Сам не знаю, что болтал. Прости!

— Бог простит.

Потом жена его пришла. Мы пили чай, мама налила ей чаю и предложила сладости. Она просила прощения, говорила, что стыдно ей за мужа. Но мне было плевать на их извинения. Еле выдержала её приход.

Сегодня 9 марта, я даже забыла, что Роберт будет сегодня после трех. Я даже не помню, что я готовила, чем кормила семью всё это время.

Горбачев в Югославии высказался, что два брата столкнулись, что сами разберутся. Идиот! Какие два брата?! Всё что происходит —  хорошо продуманный и подготовленный план. Азербайджанцев подогревали давным-давно, вырастили поколение. И милиция с ними. Гласность? Вранье всюду, в газетах, на экране. Что можно было ожидать от бывшего тракториста? Он и работать-то на поле не хотел, вступил в партию и пошел наверх, этот полуграмотный тип. А я так радовалась, когда он пришел к власти! 

Продолжение следует…

Куратор серии: журналист Мариам Кочарян специально для Армянского музея Москвы

Обложка © Любовь Григорьянц