22 мая 1924 года в Париже родился Шарль Азнавур – армянин, сделавший многое не только для мира искусства, но и для собственного народа. И хотя шансонье всю жизнь провел за пределами своей исторической родины – во Франции и Швейцарии, – о ней он не забывал никогда. После Спитакского землетрясения артист оказал неоценимую помощь народу Армении и в течение всего творческого пути исполнял песни на армянскую тематику. Не обходил Азнавур и тему Геноцида армян, жертвами которого стали его предки. В день рождения шансонье публикуем отрывки из книги его сестры Аиды о том, кем были и где жили их бабушки и дедушки до Геноцида, как познакомились родители и эмигрировали во Францию.

Я впервые осталась одна с яйя – моей прабабушкой. Уже пятнадцать дней, как мамы нет дома, но она должна вот-вот вернуться. Мне не сидится на месте – на разные лады я повторяю только одно слово – «апарик», «апарик» – братик. Бабушка смотрит на меня с улыбкой. Открывается дверь, входит мама. Бросаюсь ей навстречу, потом, вдруг застеснявшись, останавливаюсь. В белоснежных пеленках я вижу существо с черными-пречерными волосами и ярко-красным лицом. Это апарик – мой младший брат. Мама наклоняется, чтоб я могла обнять его, и я запечатлеваю поцелуй на его красном носике. Это ему совсем не нравится, он просыпается и начинает орать изо всех сил. Он вопит, не переставая, минут пятнадцать, давая нашим соседям по улице Мсье-ле-Пренс свой первый «сольный концерт».

С этого мгновения и всю свою дальнейшую жизнь он – «француз Шарль-Вагинак Азнавурян, рожденный 22 мая 1924 года в 5-м квартале Парижа, сын рожденного 26 мая 1897 года в Ахалцыхе (Россия) и не имеющего родины Мамикона Азнавуряна и рожденной 10 ноября 1902 года в Измите (Турция) и не имеющей родины Кнар Багдасарян».

Отец Шарля Азнавура – Мамикон Азнавурян – родился в Тифлисе, его отец был поваром. В своих воспоминаниях о семье Аида Азнавурян-Гарваренц приводит интересный эпизод:

Десятилетний мальчуган, зажав в кулаке копейки, бежит по заснеженной улице и поет. В эту же минуту в парке роскошного дворца в нескольких километрах отсюда мужчина в императорском мундире, озабоченный, с поникшим взором, одиноко шагает по аллее. Из широких окон дворца, освещенных закатным солнцем, за ним следят, но подойти не осмеливаются.

Этот печальный мужчина – самодержец всея Руси царь Николай Второй, а бегущий по заснеженной улице мальчуган – Мамикон (Миша) Азнавурян, мой отец. А дед мой Мисак в эту минуту среди тех, кто следит за впавшим в оцепенение бессильным царем из узкого оконца бельэтажа. Он один из поваров, сопровождающих Его Императорское Величество и императрицу Александру Федоровну в поездке по России. <…>

Мой дед Мисак, когда его ресторанчик на улице Шамполион [речь идет уже о Париже, после эмиграции – Прим. ред.] пустел и кухня блистала чистотой, брал в руки тар и пел в одиночестве песни своего детства. Иногда мы с Шарлем тихо садились в уголке, слушали и видели, какие у него при этом были грустные глаза. Возможно, песня уносила его в Тифлис, где он так сильно увлекся своей толстушкой немкой Лизой, что бросил жену и детей. Теперь, припоминая тот его взгляд и те песни, я думаю, что мой дед никогда не забывал их [Мисак Азнавурян ушел от жены и в 1917 году со своей новой возлюбленной отправился на Запад. Бабушка Шарля и Аиды впоследствии жила в Советской Армении. – Прим. ред.].

В годы, предшествовавшие 1914-му, в тифлисском доме Азнавурянов еще царили мир и любовь. Дед, сколотивший небольшое состояние, одевался всегда элегантно и модно и до конца своих дней сохранил эту привычку. Да, все было хорошо, и никто не чувствовал, что приближается конец света, что скоро все взлетит на воздух и исчезнет…

Мать шансонье Кнар Багдасарян была родом из Измита (территория современной Турции). У Багдасарянов в городе был дом с двадцатью комнатами, где жила вся семья. Аида Азнавурян-Гарваренц поделилась красивой историей любви своих бабушки и дедушки: однажды вечером Багдасарян увидел, как молодая девушка открывает окно. Пораженный ее красотой, он остановил коня, а на следующий день отправился просить ее руки. Оказалось, что девушке на тот момент было лишь тринадцать лет, и тогда ее будущий муж заявил, что готов ждать совершеннолетия, а пока предложил обручиться. Через год молодая девушка стала членом большой семьи Багдасарянов, а еще через время родилась Кнар. Но весной 1915 года все изменилось:

Четырнадцатилетнюю застенчивую Кнар, выказывавшую исключительные способности к учебе, родители посылают с бабушкой в столицу – Константинополь. Два младших брата и сестренка оставались дома, в Измите.

Война уже началась, в ноябре 1914 года Турция вступила в нее, присоединившись к Германии на русской границе. В начале апреля 1915 года франко-британские силы бросили якорь в Дарданеллах, на расстоянии менее двухсот километров от столицы. Кнар сдавала экзамены и была озабочена только этим. Бедняжка не знала, что всего через несколько дней юность ее внезапно оборвется. Откуда было знать армянам, что, воспользовавшись военной ситуацией, Талаат и правительство младотурков уже разработали программу уничтожения армянского народа.

Для Кнар и ее бабушки ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое апреля была обычной. Утром в половине восьмого Кнар, как всегда, взяв под мышку книги, вышла из дома и направилась в училище. Занятия обычно начинались с молитвы.

Но еще в два часа ночи были арестованы шестьсот пятьдесят представителей армянской интеллигенции и выдающихся представителей нации. Им было учтиво предложено явиться в турецкие присутственные места для обсуждения политической ситуации в стране. Больше их никто никогда не увидел.

Маме тоже больше не суждено было увидеть своих родных. Всю жизнь она старалась узнать, что произошло в Измите, куда исчезли члены ее семьи, и всю оставшуюся жизнь она провела в оплакивании. Только фотографии остались ей от тех, кого она любила. Я познакомилась со своими предками по этим пожелтевшим снимкам начала 1915 года, где отцу Кнар было сорок, а матери – двадцать восемь, братьям семь и пять, а младшей сестренке – шесть…

Здесь стоит сделать небольшое отступление: вся семья Шарля Азнавура была так или иначе связана с музыкой. Отец с самого детства представлял себя артистом (и впоследствии стал им), после того, как впервые попал в цирк. Мать страстно любила музыку и театр, благодаря чему в общем-то и познакомилась со своим мужем. А ее имя – Кнар – по-армянски означает «лира». Музыкой занималась и сама Аида: с юных лет они выступали вместе с Шарлем. Замуж сестра шансонье вышла тоже за человека искусства – композитора Жоржа Гарваренца.

Итак, в 1917 году, еще до того как отец уехал с новой возлюбленной, Мамикон Азнавурян сам планировал отъезд на гастроли в Константинополь. Он не хотел оставлять мать, бабушку Шарля, одну, но она настояла – хотела, чтобы сын следовал за мечтой. Так Азнавурян с труппой отплыл в четырехмесячное гастрольное турне в Константинополь, где и познакомился с будущей матерью Шарля и Аиды:

В Европе, где четыре года подряд грохотали пушки, те, кто не погиб, вновь учились жить. И никогда еще потребность в развлечениях не была так велика и концертные залы не были так переполнены. А это значит, что у труппы тифлисских армян в Константинополе не возникало трудностей с выступлениями. Успех оказался так велик, что решено было остаться еще на несколько месяцев…

Кнар пришла за кулисы с деловой целью. Параллельно с учебой она работала в газете, несмотря на юный возраст, вела там отдел культуры и время от времени представляла новости театральной и музыкальной жизни Константинополя. Вот Кнар берет интервью у артиста труппы – моего будущего отца, а тот, небрежно опершись рукой на декорацию, улыбаясь, делает ей комплименты… Он взволнован, как всегда, когда на горизонте появляется новая юбка. Но на сей раз все не совсем обычно: во-первых, приятна перспектива увидеть свой портрет в газете, но главное – у стоящей перед ним умной и сдержанной девушки такие глаза, что невозможно оторваться. Потому, наверное, он иногда отвечает невпопад, девушка смеется. Однако Миша уже чувствует, что добиться цели будет нелегко: журналистка явно не из тех девиц, которым можно просто так назначить свидание. Неожиданно его осеняет, и он произносит вдохновенную речь о пользе уроков игры на мандолине для такой музыкальной девушки, как она. Мне так и не удалось выяснить, уроки ли игры на мандолине увлекли Кнар или сердцеед Миша Азнавурян. Во всяком случае, бабушке моей мамы учитель музыки понравился с первой же встречи. Миша смешил ее до слез, завоевал ее симпатию и получил разрешение навещать их… Что и делал постоянно.

Вскоре Азнавурян сделал девушке предложение. Тем временем гастроли подходили к концу – труппа собиралась в Болгарию, а затем в Грецию. Положение спас руководитель, взяв Кнар в коллектив и на два года увеличив ей возраст в документах. Теперь, имея бумагу о совершеннолетии, девушка могла выйти замуж без согласия родственников, что и сделала. Пара обвенчалась за день до отъезда:

После небольшой передышки, вызванной поражением османской армии в Первой мировой войне и присутствием в Турции иностранных войск, снова начались массовые убийства армян. Это и было причиной того, что труппа предпочла покинуть Стамбул. Уехать из Турции стремились многие армяне, поэтому любой отъезд строжайше контролировался властями.

В принципе, у членов труппы трудностей с выездом из Константинополя не должно было быть. Они приехали из России, путешествовали с русскими паспортами и, завидев человека в турецком мундире, начинали говорить только по-русски. Поэтому-то, поднимаясь по трапу на пароход, они нарочито громко щебетали на языке Толстого. Однако в последний момент одна солистка не выдержала и прошептала по-армянски:

– Слава Господи, все позади!

У турецкой тайной полиции острый слух. Отец правой ногой уже ступил на трап, но левой еще стоял на турецкой земле. Капитан, дюжий морской волк, схватив Мишу за воротник, втащил на палубу.

– Это итальянское судно, – заявил он, – все пассажиры в данный момент находятся на нашей территории. Попытаетесь кого-нибудь задержать – я прибегну к оружию.

Решительный тон капитана заставил полицейских отступить. С этого времени мама была преисполнена чувства особой благодарности к Италии.

Когда они приехали в Салоники, мама уже была беременна мной. К несчастью, те дни, столь радостные для любой женщины, она вспоминала с ужасом: резня в Турции возобновилась. Под сердцем у нее зарождалось новая жизнь, а кругом свирепствовала смерть.

Миша, сознавая свою ответственность уже за две жизни, вывозит бабушку и в начале зимы 1928 года с двумя женщинами, таром, материнской подушкой и большим количеством узлов добирается до Франции.

В одном из этих узлов находилась я. Только что родившаяся. <…>

В 1923 году мама снова была беременна.

Закрыв ресторан, Миша и дед вместе с самыми близкими друзьями отмечают эту чудесную новость.

После второй рюмки они единогласно решают, что родится непременно дитя мужского пола, после седьмой – что он будет крепким, красивым и мужественным, а после одиннадцатой – что он прославит род Азнавурянов на весь мир… Так, найдя истину в вине, они предсказали будущее Шарля. Задолго до его рождения я лепетала одно только слово – «апарик» – братик. Позже это «апарик» стало самым прекрасным словом нашего детства, и Шарль, как только заговорил, сам стал называть меня «апарик».

Источник: Азнавурян-Гарваренц А. Мой брат, Шарль Азнавур / Дружба Народов, №2, 2005