Вторая мировая война стала поводом для огромной миграции людей в Новый свет. Армянские общины Восточной Европы и Советского Союза, в том числе военнопленные, и те, кого переселили для труда в оккупированной Германии – толпы людей садились на корабли и плыли в США в поисках счастливой жизни.

«Перемещенные лица» — так их называли в 1945-м. Видя, как в старом документальном кино падают бомбы, армии одолевают друг друга, деревни и города исчезают в огне и дыму, забываешь об обычных людях, потерявших дом. В конце войны они оказались в затруднительном положении, не имея ни родных селений, куда можно было бы вернуться, ни убежища в Германии. Армянских беженцев собрали в Штутгарте, где им были отведены армейские казармы, известные как Функерказерне, в качестве лагеря беженцев. Никто из жителей лагеря не хотел бросать родину и далеко отлучаться от дома. Но за пределами казарм страны делили сферы влияния, перерисовывали государственные границы, постепенно опускался Железный занавес.

Функерказерне стал домом для 4000 армян в период с 1946 по 1952 год, действуя как автономное подразделение со школой, церковью, танцевальным клубом, театром. В будущем эти люди рассчитывали обосноваться в США, Канаде или Австралии, но это было непросто. Труднее всего было получить разрешение на въезд. На приезжих из Восточной Европы и Социалистических республик квоты были гораздо меньше, чем на иммигрантов из Испании, Голландии или Австрии. К 1952 году большинству армян Штутгарта было разрешено переселиться в США, когда начал действовать Закон о перемещенных лицах. Именно тогда родилось понятие Displaced Persons. 

Программа массового переселения была организована Американским национальным комитетом помощи бездомным армянам (ANCHA) под руководством Джорджа Мардигяна и Сурена Сарояна. Люди прибывали в Нью-Йорк зимой и летом. Кого-то встречало безоблачное небо, а кого-то – бури, автомобильные пробки и кварталы, покрытые снегом. Одних людей встречали друзья и знакомые, другие сразу же пересаживались на поезд и переезжали в города соседних штатов: Детройт, Балтимор, Бостон. 

Приземлившись на знаменитом острове Эллис — финишной прямой для всех беженцев эпохи, люди удивлялись, что иммиграционные службы не унижали их, не рвали их бумаги, не отказывали во въезде. Джин Келеджян вспоминает, как родители предостерегали её в Германии: советовали ни с кем не разговаривать, не произносить определенные слова и озвучивать мнения, не уходить далеко от лагеря, не вести дневник — везде эмигрантов подстерегала угроза шпионажа, тюремного заключения и, в лучшем случае, депортации. Возможность вновь покупать одежду, смотреть телевизор, заказывать обед в номер, принимать душ, и все это — не нарушая закон, казалась мечтой.

Уже в Нью-Йорке, подростки, чувствуя себя свободными и достаточно взрослыми, чтобы гулять в одиночку, сразу же шли исследовать город. Мегаполис, который они видели в бесчисленных фильмах, казался удивительно знакомым.
Сводить концы с концами было довольно легко. В Нью-Йорке приезжие за считанные часы находили достойную подработку: от почтальона до продавца футболок в торговом центре, от бухгалтера до парикмахера. Вот как вспоминает первое утро в Америке Лев Сугасян:

В Америку мы приехали 7 января 1954 года. 8 января была сильная метель. Мы жили у наших спонсоров, семьи Степанян, в одной многоэтажке. Это была зажиточная армянская семья. Мой отец привез сюда, в Америку, 20 долларов.
Я проснулся рано утром. Мне было 13 лет, и я спустился во двор, чтобы поиграть в снегу. Я увидел, как старик очищал тротуар от снега. Я же был европейцем, вы знаете. Первое, что я усвоил: когда в автобус садится пожилой человек, ты встаешь и уступаешь ему место. Если пожилой человек что-то делает, тебе следует пойти и помочь ему. Я подошел к тому мужчине и попросил его дать мне лопату. Он говорил по-немецки. Мы очень хорошо друг друга понимали.
Я расчищал снег. Это не заняло много времени. Тогда мужчина сказал мне: «Посмотри-ка на эти домики». Это были дуплексы, маленькие частные дома в еврейском квартале. Он сказал: «Почему бы тебе не стучаться в двери, от дома к дому, и расчищать снег за деньги?»
У него была большая алюминиевая лопата. Я начал в 8 или 9 часов и обошел весь район. В первый день на расчистке снега за монеты в 20 или 25 центов я заработал 20 долларов. Я вернулся домой к полуночи. Мои родители перепугались. Они думали, что я заблудился или со мной что-то случилось. Итак, я зашел в квартиру с полным карманом монет. Я отдал их отцу и сказал: «Америка — замечательная страна. Мне давали деньги за веселье». Мне нравилось убирать снег. Я вернулся к ночи лишь потому, что к тому времени, как я закончил, большая алюминиевая лопата была полностью изношена. Иначе я бы работал до рассвета.

Образ кипящего котла, который Нью-Йорку подарило обилие сообществ и народностей, поселившихся в одном районе, будь то Бронкс или Гринвич-Виллидж, стал реальностью и перед глазами армян. Они пробовали бургеры, вишневую колу, хот-доги, сэндвичи с сыром, яблочные пироги с шариком мороженого и море разных шоколадных батончиков – все было новым. Но рядом с ними жили и другие народы, одна культура смешивалась с другой. Джин Келеджян вспоминает: «Нас встретили друзья, и мы остановились у них. У них был борщ со сметаной. В Нью-Йорке. Сметану было трудно найти даже в Германии. Мы с сестрой визжали от радости». 

Следуя дальше на запад, многие армяне, в конечном итоге, обосновались в Калифорнии и сделали Монтебелло домом для нескольких поколений. Анджела Савоян вспоминает, как они с родителями впервые увидели апельсины. Её отца и несколько десятков других армянских переселенцев пригласили в Калифорнию работать на фруктовых садах под эгидой Лютеранской церкви.
Сплоченные дети и взрослые чувствовали особую связь (хотя и соревновались за право называться первой армянской семьей в Америке). Перемещенные лица снова встретились после долгой дороги к новым городам, которые они могли назвать своими. Так родились тесные узы дружбы, основанные на годах, проведенных в оккупированной Германии, на общих историях и мечтах.

Материалы для статьи собраны в источнике: Displaced Persons Documentation Project.