В размеренно текущую жизнь врывается XIX век — век зарождающейся эры промышленности, машин и железных дорог. Наступают новые времена, ускоряющие ход жизни.

Начало железнодорожных опытов приходится на первое десятилетие века. В 1804 году Британским парламентом было одобрено строительство железной дороги между Суонси и Ойстермаутом на юге Уэльса. Дальше — сети железных дорог расходятся по миру.

На исходе XIX века, в 1898 году, начинается железнодорожное движение из Тифлиса в Карс. Такое событие не могло быть обделено писательским вниманием. Ованес Туманян в тот же год пишет рассказ «Постройка железной дороги», в центре повествования которого оказываются жители одной из лорийских деревень.

Ованес Туманян

Постройка железной дороги

В 1898 году впервые началось движение по железной дороге из Тифлиса в Карс.

Как-то вечером мы сидели на бревнах перед домом дяди Уганеса в одной из лорийских деревень и беседовали. Дядя Уганес рассказывал нам, как началась постройка железной дороги.

— Как-то мы с нашим Симоном на болоте у реки резали лозу. Вдруг, глядим, появилось несколько человек в белых фуражках и вверх по берегу пошли.

— Симон, э! — говорю.

— Чего?

— Тут что-то есть, — говорю.

— Что тут может быть? Прохожие идет по своим делам… Может быть, дорогу потеряли…

— Нет, — говорю, — тут что-то есть, потом узнаешь…

Вернулись в деревню, глядим, а у Терсанца на верхушке мельницы точит белая палка.

— Симон, э! — говорю.

— Чего?

— Теперь видишь?

— А что тут видеть?

— Ладно, — говорю, — подожди, потом узнаешь…

Через некоторое время, глядим, газета пришла — пишут, что железную дорогу в эту сторону ведут…

— Симон, э! — сказал я.

— Чего?

— Видишь, теперь мои слова правдой обернулись?

— Вай, чтоб у тебя язык отсох! — перебил рассказ дяди Уганеса охотник Осеп.

— Эх, парень, зачем ты так говоришь? Какой вред может принести железная дорога? — спросили у Осепа несколько крестьян.

— А что же иначе, как не вред? Пришла, прогремела по ущельям, звери разбежались, сгинули…

— Что там олени да козули, пожалуй, и мне пропасть впору, — сказал пастух, который стоял, опершись на свой посох. — Поднимаюсь на горы, гляжу на ущелья, вижу, как скалы взрывают, — сердце сжимается: точно дитя у человека вражеские руки терзают, а человек не может помочь…

— Да, много чего пропадет, — в тон пастуху вздохнули и некоторые другие.

И завязался спор о железной дороге: пользу она принесет или вред?

Во время этого спора один из работающих на постройке железной дороги вышел из ущелья и подошел к нам.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Добрый вечер, уста.

— Мне нужна мера муки: кто из вас продаст муку?

— Ты откуда, уста? — спросил его дядя Уганес.

— Я с османских земель.

— Спроси-ка у него, дядя Уганес, из какого он города, — попросил один из крестьян.

— Из какого ты города, приятель? — снова спросил дядя Уганес.

— Из Сиваза.

— Из Си-ва-за? — с многозначительным видом растягивая слово, повторил дядя Уганес.

— Что он сказал, дядя Уганес?

— Из Сиваза…

— Пах! Чтобы не разрушился твой дом! — хлопали в ладоши и смеялись крестьяне.

— Сколько же месяцев езды оттуда? — продолжал вои расспросы дядя Уганес.

— Три месяца.

— Па-хо! — хором воскликнули изумленные крестьяне.

— Милости просим, присядь, чужеземный брат, хлеба нашего отведай!

— Нет, спасибо, я спешу, — кто из вас продаст мне муки?

— Дочка, принеси-ка меру муки, — крикнул со двора дядя Уганес, — да поверх краев насыпьте!

Одна из невесток вынесла меру муки и хотела высыпать ее в мешок усты, но он не позволил.

— Скажи, сколько стоит?

— Ты насыпь сначала, потом цену узнаешь, — если будет дорого, опорожнить нетрудно…

Уста открыл свой мешок, невестка высыпала в него муку и ушла.

— Ну, сколько же мне теперь заплатить? — спросил уста, доставая из-за пазухи кошелек.

— Ничего, уста, ничего не надо — это тебе пешкеш. В наших краях с пришлых людей за хлеб денег не берут, нет такого адата, — ответил ему дядя Уганес и снова взял в рот свой чубук.

Уста смутился, начал отказываться, но потом взял муку и ушел.

После его ухода все замолчали. Наконец один из крестьян сказал:

— Третьего дня другой приходил: мацуна хочу! Невестки вынесли ему. Поел, встал: «Сколько стоит?» — «Что?» — спрашиваю. «Мацун».

«Ах, человек, — говорю, — не морочь мне голову, не говори таких вещей, не то у овец молоко высохнет…»

— Что же тут хорошего — кто ни придет: ешь да еще с собой бери. Это уже который по счету приходит. На днях я одному такому целую меру муки дал… К чему это поведет?

— вмешался в разговор младший брат Уганеса.

— Если придет, еще раз дай, — подняв голову, спокойно ответил дядя Уганес.

— Да будет полон твой очаг, — отозвалось несколько стариков.

— Свет очей моих! Кто ни придет, начиная с Сиваза, отмеривай, давай, точно я для них трудился! Кто ни приедет: здравствуй, тысячу раз здравствуй, а если нужно что, — плати деньги и бери…

И начали спорить. Дядя Уганес разгорячился, шум усилился.

— У-у-у! — гудел поезд.

Впервые он ворвался в наши ущелья.

1898

Рассказ воспроизводится по изданию:

Туманян О. Избранные сочинения. — Ереван : Армянское государственное издательство, 1956.