«Революционные» роли Армена Джигарханяна
Продолжаем публиковать материалы о наиболее заметных ролях народного артиста СССР Армена Джигарханяна, которые он исполнил на сцене Московского академического театра им. Владимира Маяковского. Сегодня поговорим о «революционных» образах Армена Борисовича.
29 декабря 1969 года зрители постановки «Разгром» по роману Александра Фадеева увидели на сцене невысокого, сутулого человека в потертой кожанке — таким предстал в спектакле Марка Захарова Армен Борисович, сыграв командира отряда Левинсона.
Надо сказать, что Армен Джигарханян и Наталья Гундарева были любимыми артистами Андрея Александровича Гончарова. Единственный раз, когда режиссер отдал Джигарханяна в чужие руки, — это и был спектакль «Разгром». Актер, который начинал репетировать эту роль, режиссеру не понравился. А когда на его место пригласили Джигарханяна, образ стал более динамичным.
Какими качествами обладал его герой Левинсон? Скромность, будничность, немного глуховатый голос, глаза — строгие, весь он напряжен, как сжатая пружина. Он не должен сомневаться, проявлять слабость. Только один раз он откроется другу, доктору Сташинскому. Левинсон Джигарханяна, как пишет театровед, историк театра Виктор Яковлевич Дубровский, живет на пределе усталости и постоянного самоконтроля. Задавлены его мысли о семье, которая осталась у «белых», о детях, которые пухнут от голода и болеют цингой, о том, что его голова оценена в 500 сибирок. Заключительный монолог командира перед горсткой оставшихся в живых партизан, вырванных из окружения, он произносит негромко, как будто размышляя вслух. Но так, чтобы «на сцене оставались нервные клетки» — таким было творческое кредо Гончарова.
Спектакль «Бег» по пьесе Михаила Булгакова режиссер выпустил в 1978 году. Это следующая «революционная роль» Армена Борисовича. Гончаров назвал свой спектакль библейской притчей с элементами фантасмагории. Здесь были роли драматические, трагикомические, комические, гротескные, буффонные. Хлудов-Джигарханян стал фигурой трагической. Его прочтение этой роли было одним из самых интересных.
Эту роль играли актеры самого разного амплуа и дарования: среди них Владислав Дворжецкий в фильме Алова и Наумова «Бег», Николай Черкасов (Ленинградский государственный академический театр драмы им. А.С. Пушкина), Андрей Смоляков («Табакерка»).
Обратимся к самой личности Романа Валерьяновича Хлудова. В статье-послесловии к собранию сочинений писателя большой знаток наследия Булгакова, критик, историк театра Анатолий Смелянский пишет, что общепризнанным прототипом образа послужил генерал-лейтенант Яков Александрович Слащёв (1885-1929), командир корпуса в деникинской, затем во врангелевской армии. Он сначала эмигрировал в Турцию, но осенью 1921 года вернулся в Москву, был амнистирован. Преподавал тактику на курсах командного состава, писал в военной прессе. Автор книг «Крым в 1920 году. Отрывки воспоминаний», «Требую суда общества и гласности. (Оборона и сдача Крыма)» и других. В 1929 году Слащёв был застрелен неким Коленбергом, мстящим за убийство брата.
Судьба пьесы была непростой. Самый ранний из известных экземпляров датирован 1926-1928 годами. На титульном листе было посвящение актерам-турбинцам. По свидетельству жены Михаила Афанасьевича Любови Белозерской, ее устные воспоминания об эмиграции и легли в основу «Бега». А еще воспоминания Слащёва. Так писатель выстраивал сложную линию главком — Хлудов. Хлудов становился, наряду с «рыцарем» Голубковым и его дамой, одним из центральных героев пьесы.
Пьеса была принята Реперткомом, благодаря Немировичу-Данченко и Горькому начались репетиции, но после отъезда Булгакова в Италию на лечение тучи сгущаются. В прессе появляются статьи против «Бега». Сталин, который смотрел «Дни Турбиных» 15-16 раз, тем не менее, характеризует «Бег» как «явление антисоветское». 10 марта 1933 года репетиции возобновляются, а в ноябре 1934 года их вновь велели прекратить. Последний раз Булгаков обратился к пьесе в сентябре 1937 года. По рекомендации Театрального отдела Комитета по делам искусств «Бег» переписывают, сильно сокращая. Рождается новый финал. В нем Серафима и Голубков возвращаются в Россию, Хлудов остается в Константинополе, произносит последние реплики презрения к «тараканьим бегам» и пускает себе пулю в лоб. Этот финал, кардинальным образом меняющий звучание пьесы в целом, до 1990-х годов оставался неизвестным читателю. Комиссия по литературному наследию Булгакова, созданная после смерти писателя, на заседании 4 мая 1940 года рассмотрела вопрос издания сборника из шести пьес и предложила к публикации финал без самоубийства. Сборник вышел в свет четверть века спустя — с противоречащим авторской воле финалом «Бега». Булгакову так и не довелось увидеть пьесу на сцене. Открыл ее сценическую историю спектакль Сталинградского драматического театра им. Максима Горького в 1957 году.
Понятно, что постановка вопроса о национальности актера, играющего русского генерала, не правомерна. Принял бы писатель армянина в роли Хлудова? Безоговорочно, да. Не только благодаря его мастерству и темпераменту. Сам Булгаков дружил с армянами: все началось в годы Гражданской войны и событий на Северном Кавказе, продолжилось дружбой на всю жизнь с армянкой Марией (Марикой) Чмишкян.
Пьеса «Бег» — это восемь снов. В стамбульскую реальность писатель включает армянские и греческие головы в окнах. События относятся к лету-осени 1921 года. Армяне уже шестой год переживают Геноцид, а греки будут в большом количестве уничтожены в Смирне ровно через год. Все это безумное, больное, страдающее и бегущее общежитие писатель называет Ноевым ковчегом:
Голубков. Я не гусеница, простите, и отнюдь не обер-прокурор! Я сын знаменитого профессора-идеалиста Голубкова и сам приват-доцент, бегу из Петербурга к вам, к белым, потому что в Петербурге работать невозможно.
Де Бризар. Очень приятно! Ноев Ковчег!
Сейчас над проектом памятника писателю работает скульптор Георгий Франгулян. Монумент появится в сквере около музея Михаила Булгакова между домами 35 и 37 по Большой Пироговской улице уже в этом году.
Как Булгаков описывает Хлудова?
«Там, отделенный от всех высоким буфетным шкафом, за конторкою, съежившись на высоком табурете, сидит Роман Валерьянович Хлудов. Человек этот лицом бел, как кость, волосы у него черные, причесаны на вечный неразрушимый офицерский пробор. Хлудов курнос, как Павел, брит, как актер; кажется моложе всех окружающих, но глаза у него старые. На нем солдатская шинель, подпоясан он ремнем по ней не то по-бабьи, не то как помещики подпоясывали шлафрок. Погоны суконные, и на них небрежно нашит черный генеральский зигзаг. Фуражка защитная, грязная, с тусклой кокардой, на руках варежки. На Хлудове нет никакого оружия. Он болен чем-то, этот человек, весь болен, с ног до головы. Он морщится, дергается, любит менять интонации. Задает самому себе вопросы и любит сам же на них отвечать. Когда хочет изобразить улыбку, скалится. Он возбуждает страх. Он болен — Роман Валерьянович».
Герой Джигарханяна сидит на железнодорожной станции, под перестук телеграфных аппаратов и беготню подчиненных, под раскачивающимися мешками с повешенными рабочими он сгорбился на высоком табурете — безмолвный, безучастный, с застывшим лицом и неподвижным взглядом. Он сидит, не двигаясь, говорит тихим, хриплым голосом, его лицо подобно маске — Армен Борисович наложил на него грим — белый тон. Сцену с задержкой Серафимы и Голубкова он проводил в том же состоянии трагического сомнамбулизма. Другим он предстает в сцене с солдатом Крапилиным, назвавшим его кровавым псом и тотчас повешенным. Убийство стало последней каплей, переполнившей сомнениями больную душу Хлудова. И все-таки сомнения в своей правоте — исторической и личной — прежде всего роднят Левинсона и Хлудова. Теперь он не может жить, если не оправдается перед «красноречивым вестовым». Во многом это противостояние напоминает поединок Пилата и Иешуа Га-Ноцри.
Сцена, когда полубезумный, больной Хлудов появляется в обшарпанной константинопольской трущобе и, не застав дома Серафиму, вступает в спор с мертвым Крапилиным, становится психологической кульминацией. Сгорбленная стариковская фигура, блуждающий взгляд, шинель, накинутая на плечи как больничный халат — и полная погруженность в себя, в собственный мир, заполненный кровавыми видениями. Таким запомнили зрители Джигарханяна-Хлудова.
Источники:
- Булгаков М.А. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. Пьесы. М.: «Художественная литература», 1990.
- «Весь театр за 75 лет. Энциклопедический словарь. Театр имени Вл. Маяковского». Автор проекта и главный редактор В.Я. Дубровский. М.: «Инкомбук», 1999.