Если фреска “Аварайрская битва” не претерпела почти никаких изменений по сравнению с гобеленом, то для “Армянского алфавита” разница между первым и вторым вариантами довольно заметна. Изображение стало шире, на нем появились новые фигуры. Исчезла одна из крылатых девушек, а вместо Арарата и седьмой буквы Айбубена появились хоругви.

В центре композиции стоит создатель армянской письменности Месроп Маштоц. В его руках - армянский алфавит, Айбубен? созданный, или восстановленный им в 405 году. Огромный труд, проделанный Месропом Маштоцем определил всю дальнейшую судьбу армянского народа: он не только создал алфавит, но и собрал группу ученых, которые перевели на армянский практически всю современную им мировую литературу. Это создало для армян новую реальность. Также Маштоц создал систему школ, которая просуществовала много веков. Инициатором реформ был католикос Саак Партев, на фреске он сидит патриаршем престоле, царь Врамшапух (в центре композиции над Маштоцем) создавал все условия для работы Месропа и его учеников. Создание Айбубена стало мощным толчком, сильнейшей базой для развития армянской литературы, науки, объединения народа. И не случайно над челом Маштоца крылатая девушка держит золотой обруч.

Тайна Ангелов

Обратимся к самым необычным персонажам фрески - к ангелам. Работа была начата в конце семидесятых. Бога в СССР "отменили" уже очень давно, и любые религиозные мотивы выглядели непривычно. Тем более в этом случае, ведь эскиз к гобелену выполнил не простой художник. Григор Ханджян на тот момент уже академик АХ СССР. Это значит, что его мастерство, знания, творческий путь признаны на уровне всей огромной страны, а не только в Армянской ССР. Ханджяна выпускают (в отличие от простых смертных советских граждан) за границу в капиталистические страны, ему доверяют представлять не только армянское искусство, но и весь Советский Союз. И вдруг ангелы. Более того, одна из девушек касается нимба над головой Месропа Маштоца, святого Армянской Апостольской Церкви.

На самом деле ничего необычного в этом не было. Советские люди, которые часто не умели отличать античных богов от персонажей Библии ошибочно принимали этих крылатых девушек за христианских ангелов. Во-первых, существо бесполое, а эти образы слишком очаровательны. Во-вторых нимб это, по сути, свечение. Его невозможно касаться, и тем более держать в руках. Значит, вторая девушка держит обруч, то есть золотой венок. И говорит она нам не только о святости Маштоца - она напоминает о его победе. Ведь Армянский Алфавит стал настоящим завоеванием, спасшим армян от растворения в чужой культурной среде.

Если судить по ранним эскизам, то можно предположить, что идея всенародного триптиха появилась уже в самом начале. Но в Советском Союзе невозможно было соорудить такое масштабное произведение без согласования с тысячей комиссий. А комиссии нужно было еще уговорить. И вероятно второй “ангел” с самого начала был задуман как некая жертва придирчивой комиссии. Ангелы резали глаз, возмущали, и долгая торговля за право их изобразить могла отвлечь цензоров от многих других, гораздо более близких к религии мотивов. Кстати, примерно так в свое время Вера Мухина отстояла шарф своей Колхозницы. Когда комиссия потребовала убрать его, она создала два дополнительных макета -  с двойным шарфом и совсем без него. В результате оставили авторский вариант.

На самом деле эти девушки аллегории Славы и Победы, их изображают на всех без исключения памятниках, посвященных великим достижениям, иногда в виде простых земных женщин, держащих венки. Рядом с Маштоцем художник изобразил Победу, а  Славу Ханджян пишет дважды - на “Алфавите” она воспевает Саака Партева, в “Аврайрской битве” - держит венок над головой Вардана Мамиконяна. Академик уступил возмущенной комиссии, и после долгих обсуждений убрал Славу с “Армянского алфавита”. Зато сохранил оставшихся неузнанными четверых евангелистов, младенца Христа, святых Рипсиме и Гаяне и даже Деву Марию.

Монументальное искусство любит аллегории. С этой точки зрения нам трудно судить кого же изобразил Ханджян - самих святых или же символические образы храмов. Но в том, кто перед нами сомневаться не приходится.

Святые Гаяне и Рипсиме

Вспомним предание. Гаяне была кормилицей Рипсимэ, которую обратила в христианство. Девушка покинула родительский дом и жила вместе с давшими обет безбрачия  уверовавшими женщинами. В отношении св Гаяне слово “куйс” означает не фактическое девство, а обет безбрачия. При этом, у святой были дети. Поскольку Гаяне имела опыт супружеской жизни, ее всегда изображают с покрытой головой и в очень плотном одеянии. Рипсимэ же была юной девушкой, поэтому ее было принято изображать в легком покрывале, обычно красном, из-под которого были видны волосы. 

Конечно, очевидна разница в возрасте. Рипсимэ - юная дева, Гаяне - взрослая женщина. Ханджян взял за основу узнаваемые черты святых. Гаянэ он одел точно так, как на картине, известной всем посетителям храма Гаяне. На фреске она стоит с воздетыми вверх руками и с плотно поджатыми губами. Согласно преданию, Гаяне за спиной у юной девы и убеждала ее не бояться царя Трдата, за что ей отрезали язык.

Покрывало Рипсимэ - красное, символизирует принятые ею муки. Такой мы ее видим на очень многих изображениях, именно поэтому Ханджян делает ее накидку красной. Сразу за ней мы видим девушку с гранатом в руке. Эти две фигуры стоят как эчмиадзинские храмы Рипсимэ и Шогакат, на одной линии, причем храм Шогакат не виден на городском ландшафте. Издали его можно увидеть только, если встать напротив входа в церковь Рипсимэ. В храме похоронена дева Мариамнэ, о чем свидетельствует скромная церковная табличка. Захоронение находится справа от алтаря. За Рипсиэ на фрески стоит или аллегория храма Шогакат, или святая дева Мариамнэ, похороненная внутри него. На фреске у девушки темные волосы, на гобелене - светлые. Она протягивает вперед гранат, символ целомудрия. Но кому она его предлагает? Об этом позже.

Евангелисты

Только на этой, левой части триптиха соблюден хронологический порядок: персонажи, которые явились в мир раньше, изображены ближе к зрителю. Новые поколения будто уходят вглубь композиции. Это не касается, впрочем, Месропа Маштоца, короля и Саака Партева. Все остальные подчиняются этому правилу. Итак, начнем с самого переднего плана.

Девочка-подросток и злотокудрый мальчик стоят на ступенях алтаря. За мальчиком - четверо мужчин. Кто они? Каждый мужчина держит в руках книгу, но заметить это можно, лишь пристально вглядевшись. Лишь у одного из них книга видна более отчетливо. Это - евангелие, с распятием на переплете. Трое из них подняли вверх правые руки в жесте восхваления. Четвертый - левую. В его волосах золотой обруч, такой же, как у мальчика. И стоит к нему ближе, чем остальные. В христианской традиции иногда изображали трех евангелистов, и стоящего отдельно от всех Иоанна. Зачем же он изобразил Христа ребенком? Ответ очевиден, чтобы скрыть от глаз цензоров. А присутствие его на картине, повествующей о создании Алфавита объясняется тем, что первые книги переведенные на армянский язык - это священная христианская литература

Золотой обруч в волосах - символ, заменяющий корону. Конечно, это ни в коем случае не могло быть оглашено. Но по какой причине Ханджян изображает младенца Христа и евангелистов? Во-первых, не будем забывать, что заказчиком работы была церковь. Во-вторых, было очень важно любыми способами сделать полотно всенародным достоянием. Не имевшие никакого религиозного образования советские люди ничего и не заметили. Цензоры, увлеченные целью убрать ангела, не стали приглядываться. И все получилось. Символически же младенец Христос напоминает о том, что с помощью Айбубена армяне пронесли сквозь века свое звонкое Слово (одно из имен Христа), то есть культуру. Систему церквей Маштоц возьмет за основу для создания армянских школ. Эта мощная сеть просуществовала вплоть до Советизации Армении - на родине, и продолжает жить до сих пор в Спюрке. Принцип - почти при каждом храме открывались школы. Армяне, утратившие государственность, сохранили письменность, историю, культуру. При СССР это было уже не актуально, так как появилась новая система обучения. Зато в Спюрке, когда мы строили церкви, при них сразу же появлялись школы, где дети, рожденные в Гахте не только учились читать и писать. Но и узнавали о своих корнях.

Весьма загадочна фигурка девочки-подростка, стоящей по другую стороны от Маштоца. Кто она?  Вне всяких сомнений - Богоматерь. Мастер надеялся, когда-нибудь стать понятым. Именно поэтому образ на алтаре Кафедрального собора он делает максимально близким к этому, почти незаметному на общем фоне, образу. Более того, помимо двух эскизов для алтаря, пишет еще одну, отдельную картину.

На картонах к гобелену отчетливо видна разительная эмоциональная разница лиц короля и католикоса. Лицо царя торжественно, оно застыло в созерцании, глаза будто смотрят в будущее. А Саак Партев улыбается, его глаза влажны, лицо - необыкновенно живое. На фреске выражение лица изменилось, Партев стал более задумчивым, сосредоточенным. Он сидит в присутствии стоящего Короля, это право есть только у него.

Таинственный портрет

Католикоса Вазгена, без которого триптиха не появился бы на свет, Ханджян изобразил в правой части композиции. Он стоит за спиной у святой Гаяне, и наблюдает за происходящим. Рядом с католикосом стоит, опустив голову молодой человек. Его взгляд направлен внутрь себя. Основываясь на портретном сходстве, расположении рядом с Вазгеном и позади Гаянэ, мы предполагаем, что это портрет Хорена Мурадбекяна, молодого католикоса, убитого в 1938 году и похороненного во дворе храма св Гаяне. После развала СССР могила была перенесена к Кафедральному Собору, как и полагается человеку его ранга. К сожалению, никаких документальных подтверждений этой гипотезе на сегодняшний день не найдено.

Структура “Алфавита” выстроена таким образом, что все, кто стоит позади Месропа Маштоца, смотрят на нечто в центре композиции. И царь, и католикос, и люди стоящие справа, слева - все смотрят туда, а девица Мариамне протягивает кому-то невидимому гранат, символ знания и невинности. Что же там находится? А там - Свет. Не случайно на эскизах для гобеленов над головой у цар сияла литера Э, символизирующая духовную столицу армян - Эчмиадзин, что в переводе означает “Место, куда спустился Свет”. Ханджян изобразил  Свет знания, свет надежды, свет божественного благословения на жизнь для армянского народа и тех ценностей, которые он несет в Вечность.

Наринэ Эйрамджянц