Каждый армянский портретист рано или поздно пишет портрет Комитаса. И хотя принято считать, что образ великого композитора зависел от личного видения художника, мы решили рассмотреть эти изображения в историческом контексте.

Именно эти два полотна стали «базовыми», вдохновлявшими художников других поколений. Сюжеты Тадевосяна и Терлемезяна легко узнать впоследствии у очень многих других художников. Значит ли это, что портреты прочих поколений менее самостоятельны? Нет. Это значит лишь то, что Терлемезян и Тадевосян нащупали «иконографию» образа Комитаса, определили самое важное, самое емкое, то что в последствии и стало узнаваемым.

Рассмотрим портрет Егише Тадевосяна «Музыковед Комитас», написанный в 1935 году. Эскизы к картине датированы 1931 годом. О чем нам это говорит? Тадевосян начал писать ее, пока Комитас оставался в парижской клинике, а завершил в год смерти. Комитас прислушивается к песне, которая звучит на деревенском празднике и записывает в тетрадь. Лицо его очень одухотворено.

А вот портрет Фаноса Терлемезяна. Комитас сидит на ковре, рядом чаша и кувшин, очевидно, с вином. Возле композитора лежит струнный инструмент саз. Комитас читает, видимо просматривает собственные записи. Чуть поодаль стоит палатка, он приехал в деревню собирать песни. Картина датирована 1913 годом. Еще два года, и творческая жизнь Комитаса оборвется — получив тяжелую травму во время Гахта, насильственного выселения армян, он больше не смог работать. Да и собирать песни стало негде и не у кого — большинство тех, кто пел для него, погибли во время Геноцида.

В Национальной галерее Армении хранятся два очень похожих эскиза. На обоих Комитас сидит у воды: на берегу реки у Терлемезяна и у эчмиадзинского пруда на эскизе Тадевосяна. Последний датирован 1894 годом. В эти годы все трое были еще очень молоды, только начинали свой блестящий творческий путь.

В сороковые и тридцатые годы к теме Комитаса обращались, что называется, «творчески», это на самом деле был тот самый Комитас, который «у каждого свой». Портрет, написанный Ервандом Кочаром, задумчивый Комитас Веик Тер-Григорян, тема похорон Комитаса, как у Армена Чилингаряна, — сюжеты становятся более разнообразными. Веик Тер-Григорян, обращается также к теме комитасовских встреч с крестьянами. Правда, у нее композитор запечатлен не на лоне природы, а принятым в доме, в качестве дорогого гостя.

К образу Комитаса армянские художники обращались и в пятидесятые годы. Это были Саркис Мурадян, Ованнес Зардарян, Симон Галстян. Все три работы созданы примерно в одно и тоже время. При беглом взгляде они кажутся похожими на работы Терлемезяна и Тадевосяна. Но на самом деле отличия довольно серьезные: Комитас пятидесятых — это, все-таки, Комитас пятидесятых. Он монументален, он позирует, вещает. Его поза полна величия, у Зардаряна он напоминает статую, у Галстяна — полон пафоса, не замечает ворвавшихся в его дом турецких жандармов, у Мурадяна совершенно спокоен и не отрывается от клавиш, будто к нему зашла горничная, а не солдаты. Сравните с теплыми и живыми образами, созданными Терлемезяном и Тадевосяном. Саркис Мурадян был вдохновлен работой Терлемезяна: его Комитас помещен в подчеркнуто этнический интерьер. Сам он сидит за фортепьяно, но на заднем фоне мы видим народные инструменты.

Геворг Григорян, или, как его называли в Ереване, Джиотто, в шестидесятые и семидесятые годы посвятил Комитасу несколько картин. Художник оживляет легенды, связанные с Комитасом, и кажется, делает это первым. Далеко не все понимали, почему он изобразил похороны композитора и склонившегося над ним поэта Чаренца. Но некоторые помнили тот случай. Скончавшегося в Париже Комитаса привезли хоронить в Ереван. Отпевали его в городской Филармонии, ныне это Малый зал, что находится на улице Абовяна возле площади Республики. Егише Чаренц вошел в тот момент, когда девичий хор исполнял «Аве Марию». «Остановитесь, как вам не стыдно!» — прогремел в скорбном зале голос эпатажного Чаренца. «Комитас умер! Нужно петь Комитаса! А вы, вы что вы поете?!». Хор замолк. Чаренц поцеловал композитора и удалился.

Шестидесятые принесли новые тенденции. Пафос и царственность предыдущих лет, парадные позы утратили актуальность. Картины стали более живыми, появились необычные решения. А самый знаменитый образ, появившийся в то время, да и по сей день — тот, что создал Григор Ханджян. У этого произведения непростая история. Паруйр Севак посвятил Комитасу поэму «Несмолкаемая колокольня». Написана она была до событий 1965 года, то есть во времена, когда тема Геноцида не озвучивалась, а писал Севак именно о нем. Более того, поэту грозили неприятности. И тогда Григор Ханджян, имевший большое влияние в академических кругах и за их пределами, проиллюстрировал поэму. Имя столь уважаемого деятеля спасло Севака от давления, а поэме подарило реализацию. Особенно впечатляет сочетание двух рисунков: на первой композитор прислушивается к пению девушек, на второй те же самые девушки лежат растерзанные на земле, а Комитас мечется в бессилии. Образы Ханджяна стали появляться и в прикладном искусстве: по их мотивам появилось множество чеканок, гравюр, которые украшали почти каждый дом.

Даже авторы, создавшие портреты по государственному заказу, стали пересматривать свои произведения и подавать сюжет по-новому. Так, Саркис Мурадян написал «Антуни» и триптих «Голгофа Армении», посвященный Геноциду. Образ Комитаса из этого триптиха он использовал как в самостоятельной работе, так и на фреске в Доме-музее Паруйра Севака. В «Антуни» Мурадян изобразил композитора в пустыне, стоящим среди трех разрушенных стен. Напротив него — деревенский каменный забор, каких в Армении немало. На дальнем плане постройка из отесанных камней, напоминающая средневековые стены. Сквозь ее арку мы видим вдалеке колонну с капителью. За спиной у Комитаса — стена, покрытая штукатуркой. Саркис Мурадян символически поместил композитора в соборность армянского мира: крестьянство символизирует первая стена, средневековье и античность — дальний план. А за спиной у него собственная незавершенная творческая жизнь, то, что он сам начал строить и не завершил из-за болезни. Но пустыня залита солнцем, и небо на ней чистое — как надежда. Впрочем, картина очень напоминает одну из иллюстраций Ханджяна.

Людвиг Берберян назвал картину в честь одной из песен, обработанных Комитасом — «Сердце мое». Комитас играет на невидимом дудуке, будто пытается набрать услышанную мелодию. За ним символические изображения тех, кого он обессмертил в своих произведениях, — это крестьяне, чьи песни он сделал культурным достоянием.

Символические сюжеты с Комитасом появились именно в шестидесятые. Это и картина «Цахкапсак» Генри Сиравяна, на которой Комитас наблюдает за праздником вместе с Туманяном, и сюжет с чашей Корьюна Никогосяна. Еще сильнее развивается такая тенденция в семидесятые. От смелых композиционных решений, как у Вагаршака Арамяна, до обманчиво простого решения Арама Давтяна.

У Арамяна Комитас находится в темной комнате, он смотрит на себя в зеркало. За распахнутым окном — солнечный день. Три длинных шеста во дворе. Какая-то женщина чудом висит в воздухе за окном и тоже смотрит на себя в зеркало. Но окно разбито, и нам становится очевидно, что эта женщина — сама Смерть, или отвернувшаяся от композитора судьба. Картина написана в семидесятые, и нам понятно, что если бы художник взялся за нее позже, то три столба имели бы поперечные перекладины — это сама Голгофа, мучения Комитаса.

Совсем по-иному раскрывает нам образ Арам Давтян. Картина называется «Аравот Лусо» («Утро светлое»), так же по названию одного из произведений композитора. Фигура Комитаса возвышается над горами. От него исходит сияние: он и есть само утро, новое слово армянской музыки.

Религиозный мотив, завуалированный, не всегда очевидный современнику стал присущ искусству того периода в целом, но в случае с Комитасом звучал особенно часто. Вот и «Крунк» Гарника Смбатяна — это распятие и воскрешение Комитаса.

А в гравюрах Ваграма Хачикяна нет ни одной лишней, случайной детали. На одной из них Комитас изображен на фоне восходящего за Араратом солнца и стаи журавлей, летящих над пахарем. Это — аллегории наиболее знаменитых произведений: «Аравот Лусо», «Крунк» и «Оровель». На второй гравюре — одиночество Комитаса, который возвышается над пейзажем, стоя под бескрайним небом, с которого ему светит одна-единственная, но сияющая с большой высоты звезда.

В девяностые образов Комитаса стало заметно меньше. Впрочем, не исключено, что просто не все из них известны. В те непростые времена художникам чаще приходилось менять профессию. Лирический диптих Гераса показывает нам Комитаса за работой. Образ получился эмоциональным и немного грустным, с тревожно приглушенной палитрой. В рисунке Аветика Акобяна портрет схематичен, тем не менее, никто не станет даже сомневаться, что перед нами именно Комитас.

Портретов Комитаса создано великое множество, охватить их все просто невозможно, даже если говорить лишь о самых лучших. Мы не рассмотрели скульптурные изображения композитора, о которых поговорим отдельно.