Новеллы Леонида Енгибарова — добрые, искренние. В них печаль и радость сплетаются в красивый узор, создавая особый поэтический мир.

Енгибарова называли клоуном-поэтом, клоуном-философом.

В его лирических новеллах красной нитью проходит чуткость к чувствам человека: «Не обижайте человека, не надо. Вы такие же, как он. Берегите друг друга, люди!».

И природа — важный «персонаж» новелл Енгибарова. Наступление весны, журчание ручьев, майские грозы.

Прочитаем об этом и взглянем на весенние пейзажи армянских художников.

Падение

Когда я разбился, меня положили в «холодную» палату. Оттуда не выходят, оттуда вывозят на лифте. А я хотел уйти из этой палаты по лестнице.

Я пытался вспомнить, ради чего стоит жить.

Ради солнца?

Оно есть у всех.

Ради весны? Ради первого снега? Ради первомайской грозы?

Я выжил. Я вспомнил дрожь твоих ресниц, когда ты прижималась к моей щеке. И понял солнце, весну, первый снег, первую майскую грозу.

Еще хоть раз прижмись к моей щеке.

На стадионе

Администрация Центрального стадиона была в панике. Утром, в день открытия футбольного сезона, штанга футбольных ворот зацвела! Пустила незаметно корни и зацвела. Скандал! Цветочки! А что же будет осенью? Хорошо, если штанга — клен или тополь, а если она вишня или, еще хуже, яблоня? «Килограмм антоновки в правом верхнем углу», — так, что ли, прикажете комментировать?

— Безобразие! — топал ногами самый главный администратор. — Мы ей покажем! Мы ее на дрова пустим!

— Дурак ты, самый главный, — сказал ему знаменитый вратарь. Принес лопату, осторожно выкопал штангу и увез на грузовике к себе в сад. Теперь она спокойно цветет там.

А самому главному вратарь после матча еще сказал: «Ты что же это, забыл, сколько раз штанга выручала нашу команду? Вот теперь пусть отдохнет, когда-нибудь к каждому приходит весна, ты что же, думаешь мы — металлические?».

Обыкновенное — необыкновенно

Весной Ручеек выбился из-под горы и понесся, журча, вниз по лужайке.

— Я самый-самый, — запел он, хотя что это такое, еще не знал. Ручеек был молод и мог стать любимым, даже самым-самым. Перед ним был огромный лес, за которым — поле, потом опять лес и опять поле, деревни и города и много еще чего удивительно красивого и трудного на земле, по которой так легко скакать, потому что она покатая, покатая…

А чтобы не погибнуть и добраться до прекрасного синего моря, нужно пробиваться через бурелом, выдерживать засуху, поить людей и животных, вертеть мельничные колеса, быть храбрым водопадом, сливаться с другими и идти к Морю…

— Нет, — подумал Ручеек, — я самый необыкновенный!

И свернул к большой Реке. Он незаметно юркнул в нее и спокойно поплыл вместе с ней к Морю.

А она, широкая душа, даже и не заметила…

Она тащила корабли, давала свет, стерегла карасей и сомов от рыболовов и кошек. Да мало ли у нее было забот…

Так прошли весна, лето, наступил сентябрь, и Река разлилась — впереди показалось Море.

Тут Ручеек отскочил в сторону и зазвенел:

— Я самый необыкновенный: я пробился к Морю! Но вдруг увидел, что таких «необыкновенных», которые прятались в Реке, очень много…

А все почести, мосты и набережные люди отдали Реке, которая делала обыкновенные нужные на земле дела. Обыкновенные.

И вообще, обыкновенное — необыкновенно.

Здравствуй, дерево!

Здравствуй, старое доброе дерево! Здравствуй! Я снова здесь, я снова приехал. Мы снова можем разговаривать с тобой, у меня от тебя нет секретов. Ты же знаешь про меня все. Ты помнишь, мы с ней стояли под твоими ветвями. И она верила, что безумно только меня одного любит. Любит, любит… и еще…

Это неважно, что ты стоишь в шумном городе на самом людном месте, на самом людном перекрестке. Мы всегда, может, это мне кажется, ждем встречи друг с другом. Правда?

И вторую любовь мою в этом городе ты ведь тоже помнишь? Только была зима. Вспомни! Я проходил мимо тебя, касаясь рукой твоей коры. Было холодно. Была ночь. И мне казалось, что ты чувствуешь холод. Я подгребал к твоему стволу снег, ведь тебе так было теплее.

А потом? Мы ведь можем многое вспомнить, тебе было грустно, твои листья — осеннее золото — ты ронял к нашим ногам, а у нас была весна. Весна! Весна!

Врешь ты все, чертова деревяшка, была Весна, была, слышишь, была. Это ты когда-нибудь станешь пнем, а она не умрет никогда, она же Надежда…

Не сердись, прости меня, прости меня, будь добрым. Я же всего лишь человек. Я просто человек. Любовь приходит и уходит, как опадают и снова зеленеют твои листья. Еще тысячи людей будут поверять тебе свои тайны. А я уйду, как все, только одну весну подари! Прошу, еще одну! Только одну, не отказывай! Мое доброе старое дерево! Я прижмусь к тебе щекой, чувствуешь, я поцарапан твоей корой, только одну весну. Будь добрым, ведь я только слабый человек. Будь, будь, будь обязательно добрым.

Я умру, если никто не скажет: «Люблю!».

А ты подаришь нам золотой листик?

Будет, будет! Правда?

Утром

— Весна, весна, — раскаркалась старая ворона, — ну что вы все зачирикали! Все равно все состаритесь, и перья выпадут рано или поздно. Как будто осень не придет, и зимы не будет.

— Гм… — хмыкнула старая лошадь и посмотрела на ворону, хотела было сказать, что весна — это зеленые луга, любовь…

Но ее огрели кнутом: когда ты в оглоблях, то не философствуй. И она пошла дальше.

А ворона взмахнула крыльями и опустилась на дорогу к еще теплому завтраку.

Енгибаров Л. «Последний Раунд» [сборник новелл] / Леонид Енгибаров. — Ереван : Издательство «Советакан грох», 1984.