В 1988 году Карина Дашко была студенткой Университета дружбы народов. В составе отряда добровольцев, сформированном в университете для оказания помощи пострадавшим во время землетрясения, она вылетела в Армению.

Карина рассказала Армянскому музею Москвы, как был сформирован их отряд, как была организована по прибытии на место трагедии помощь, о слаженности работы членов отряда, — делалось все, чтобы оказать максимальную помощь.

Спустя годы участники отряда Университета дружбы народов продолжают собираться, вспоминать печальную дату, которая сдружила их навсегда. К их встречам в университете — на 10, 15, 20, 25 лет — готовятся выставки, газеты, чтобы новое поколение студентов знало о том, что случилось 7 декабря 1988 года в Армении, как эта трагедия объединила буквально весь мир и как неотъемлемой частью этого единства стал и их университет.

— Карина, как вы узнали о трагедии, случившейся в Армении?

Я была студенткой филологического факультета Университета дружбы народов. Новости в то время не распространялись с такой скоростью, как сейчас, поэтому я не услышала сразу о трагедии, случившейся в Армении. И честно могу сказать, что я не сразу осознала, что произошло. Закончились занятия в университете, я шла в столовую и увидела, что около входа в университет стоят 2–3 стола, около них ребята из Армении, которые собирают деньги. Я спросила, на что они собирают деньги. Мне ответили: «На помощь людям, пострадавшим в землетрясении в Армении». Я достала 10 рублей (огромные деньги по тем временам, когда месячная стипендия была равна 55 рублям), положила в коробку для сбора средств. Ну что? Совесть чиста. Деньги отдала и можно идти… И в тот момент меня поразили лица ребят, собиравших деньги. На их лицах была скорбь, боль и скорбь. Я не знала никого из тех, кто стоял за этими столами и собирал деньги, но я помню выражение их лиц. Это была среда, 7 декабря 1988 года.

В четверг вечером мы ужинали дома, и мама сказала: «Я записалась на ребенка». Простым будничным голосом. Я сначала не поняла, какого ребенка. Мама ответила: «В Армении множество детей остались сиротами, им нужно помочь, их нужно забирать в семьи». Эта мысль стала крутиться в голове.

В пятницу я была в университете и услышала разговоры о том, что студенты-добровольцы собираются в Армении для оказания помощи. Готовятся какие-то списки, нужно идти в комитет комсомола, там все решается.

Вечером в пятницу я поняла, что поеду в Армению. В субботу утром встала, собрала рюкзак и сказала, что я поеду в Армению оказывать помощь после землетрясения. Я сказала это таким голосом, что было понятно — возражать бесполезно. Это было взрослое решение взрослого человека.

Я приехала с рюкзаком в университет и стала искать тех, кто едет. Сформировать отряд было не так просто. Людей записывали, переписывали, устраивали переклички. Это длилось много часов. Многократно было сказано, что девушек не берут. Сколько раз я думала, что это — правда, и что нужно ехать домой и все. И тут я услышала, как один из ребят сказал: «Поедут те, кто окажется на месте в момент отъезда. Никому не будут звонить, никого не будут звать. Поедет тот, кто будет здесь тогда, когда будет отправляться автобус в аэропорт». И тогда я поняла, что нужно просто ждать. Не торопить события, не думать о том, сколько часов мы здесь толпимся, а просто ждать, когда нас смогут отправить.

Мы провели в университете весь день. На самом деле за этот день была проделана огромная работа: университет собрал одежду для отряда, матрасы, продукты, палатки, сапоги, одеяла, посуду и много всего другого. Это все оказалось невероятно важным и очень нам помогло. Мы приехали на место в Ленинакан (простите, но для меня этот город навсегда останется Ленинаканом), и мы могли полностью обеспечить жизнедеятельность 33 человек на протяжении нескольких дней. Мы ни от кого не зависели, мы сразу смогли поставить лагерь и начать работу.

— Как вы добирались до места трагедии?

Это очень интересный вопрос. Я говорю, а сцены того, как мы вылетали из Москвы, всплывают перед глазами. На автобусе, загруженном людьми и вещами, мы приехали в аэропорт Внуково. Опять была перекличка. Я не знала практически никого из отряда. И каждый раз при назывании той или иной фамилии смотрела, что за человек за ней скрывается. Дальше мы сидели в автобусе и ждали самолета. В аэропорту была масса людей, масса людей стремилась уехать в Армению. Это и люди, которые стремились к своим семьям, к своим друзьям, и одиночные спасатели, и организованные отряды спасателей. Весь аэропорт был забит огромным количеством народа, стремившегося улететь в Армению. Командир отряда говорил, что наш отлет будет в 9 вечера, в 10 вечера, в 11 вечера. Мы сидели и ждали.

Я не помню точно, во сколько мы вылетели. Но я помню, как мы штурмом брали самолет. Мальчишки (а все тогда еще были мальчишками, многим из ребят было чуть больше 20 лет) на руках, через головы передавали бесконечную череду вещей, которые мы везли с собой. И мы прошли в самолет только потому, что у нас была непробиваемая живая человеческая цепочка, по которой смогли передать весь наш груз через головы толп людей, меня тоже передали по воздуху, и я оказалась около выхода на летное поле. Не помню, как летели. Помню, прилетели в Ереван. Оттуда мы загрузились в автобус и поехали в Ленинакан. Дорогу до Ленинакана буду помнить всю жизнь. Было темно, была ночь, и по всей дороге, на обочинах, сидели люди, жгли костры, грелись, как могли пытались прорваться по дороге в город, в котором случилась огромная трагедия. Ближе к Ленинакану вся обочина была заставлена гробами. Гробы, костры, измученные, исстрадавшиеся люди.

— Что было по прибытии?

Приехали мы в Ленинакан уже под утро. Рассветало. Мы остановились возле площади Ленина и там стали разбивать свой лагерь.

Меня поразила площадь вокруг. Часы на площади остановились на времени, когда случилось землетрясение. 11:41. Полуразрушенные дома, искореженные троллейбусы, автобусы, автомобили, вздыбившийся асфальт, висящие провода, отсутствие света. И гробы, гробы, гробы… Гробы были везде, куда ни кинешь взгляд. Жизнь в городе остановилась. Застывшая картинка изуродованного искореженного города. Ты протираешь глаза, потому что то, что ты видишь вокруг, это не может быть реальностью. Сейчас все изменится, и будет город, будут люди, свет, жизнь. Но нет, ты протираешь глаза, а вокруг мертвый город. А памятник Ленину не пострадал, так и стоял на площади с вытянутой вперед рукой.

Представляете себе длинные многоподъездные пятиэтажные дома? А теперь представьте себе, что у этих домов нет фасадной стены. Она рухнула, ее обломки прикрыли первые этажи, но вы видите длинный дом, нарезанный на квадратики и прямоугольники, и в каждом из квадратиков или прямоугольников стоит диван или телевизор, плита или холодильник, кровати, пианино, тумбочки, все, что нужно было для жизни той или иной семье. И стоит этот дом, со всей обстановкой на виду у всех, со всеми завалами на первых этажах, и со всеми людьми, оставшимися погребенными под этими завалами.

Поставили первую палатку, стали разгружать вещи. Вся площадь была заставлена гробами, пустыми гробами. Черными гробами и некрашеными деревянными гробами. Сначала было жутко, но через несколько минут мы стали просто заниматься своим делом. Не было возможности ахать и охать, не было возможности плакать и кричать, не было возможности отвернуться и не видеть гробы, не было возможности забыть о гробах, которые тебя окружали. Но нужно было просто работать, делать свое дело.

Мы, девушки, должны были накормить ребят, напоить их чаем и дать им возможность работать дальше. Вначале нас было трое девчонок, Анжела Тертерян, Ашхен Барсегян и я. Потом, со вторым отрядом, приехали еще Умут Шаяхметова, Лиля Ералиева, Виктория Давтян. Да, был второй отряд. Первый, наш отряд, улетел на самолете. Второй отряд, в котором было уже более 60 человек приехал на поезде. Если не ошибаюсь, ребята ехали на поезде почти 4 дня. Но так же, как и мы, они приехали полностью готовые к работе, с обмундированием, палатками, едой и многим другим. И все это выдал им Университет дружбы народов, нашел, организовал, отправил.

Это огромная заслуга университета. Я не могу сейчас вспомнить имен всех сотрудников университета, которые реально легли костьми, чтобы нас не просто отправить, а оказать максимальную помощь Армении и всем людям, пострадавшим от землетрясения. Спасибо им огромное! Они сделали очень много!

В итоге отряд Университета дружбы народов насчитывал более 90 человек.

— Каким образом была налажена организация помощи добровольцев?

Дальше была работа. Работа без сна, без отдыха, работа на пределе человеческих возможностей, до конца, без остатка. Мы не чувствовали ни усталости, ни холода. Мы делали свое дело.

Как? Это сложно описать. Отряд был очень хорошо организован. Был командир, был комиссар, был завхоз. Их слушались беспрекословно. Сразу разбились на бригады, было три бригады. В каждой бригаде была отдельная команда, состоявшая из 2-х человек. Их называли «трупники». Они работали в специальных резиновых костюмах, по-моему, они называются ОЗК. Эти костюмы нужно было дезинфицировать, прогревать, чтобы их можно было надеть, так как на морозе они превращались в негнущиеся железные костюмы. Бригады работали посменно, круглосуточно. Одна бригада приходила с работы, тут же выдвигалась другая бригада. Каждую бригаду нужно было встретить, каждую проводить. Не важно, в какое время дня или ночи это происходило.

И вот мы поставили три жилые палатки и одну складскую палатку с продуктами и вещами первой необходимости. Нам всем выдали телогрейки, ватные штаны и кирзовые сапоги. Это было удобное и теплое обмундирование. Я даже научилась наматывать портянки, потому что в кирзовых сапогах 41 размера, при том что у меня 36 размер, иначе было очень сложно ходить. А ходить нам нужно было много.

Началась наша работа и жизнь. И как я уже сказала, жизнь нашего отряда, благодаря руководству и железной дисциплине, была распланирована и четко организована. Каждой бригаде давалось задание. Бригады расходились выполнять задания, командир всегда знал, где кто находится. Никто не выходил из лагеря без разрешения. Девушек никогда не оставляли в лагере одних, всегда сопровождали за территорию лагеря. В лагере всегда оставались дежурные, которые поддерживали костер, занимались заготовкой дров, носили воду и делали огромное количество нужных дел.

Сейчас я напишу то, что на первый взгляд покажется совершенно незначительным, но, на самом деле, было очень и очень важно. Представьте себе абсолютно разрушенный город. Это представить невозможно, пока ты в этом не побываешь, пока ты в этом не начинаешь жить. В этом разрушенном городе нет никаких удобств. Тысячи людей остались без дома, без крова. В город приезжают и приезжают отряды спасателей, организованные и неорганизованные. Они размещаются, где найдут места. У кого-то есть палатки для размещения, у кого-то их нет, у кого-то есть продукты, у кого-то их нет. Жизнь спасателей и людей вокруг нужно было организовывать. И мы занимались, в том числе, и этим.

Мы организовали питание для всех, кто приходил на территорию лагеря. Я помню, наши медики, Джемал Диасамидзе и Борис Вершинин, позже еще и Михаил Баранник и Андрей Бабаев, говорили мне: «Будут приходить люди, они не ели несколько дней, не разрешайте им сразу наедаться, кормите их понемногу, старайтесь дать горячий суп, теплое питье, следите за их питанием».

И мы кормили всех, кто приходил на нашу площадь. Таких людей было немало.

Ребята-медики организовали медицинскую палатку, в которой оказывали посильную помощь нуждающимся в ней людям.

А вот и то, что покажется несуразным и недостойным воспоминания, но на самом деле очень и очень важно. Мы построили туалеты, общественные туалеты, которыми могли пользоваться все, кто находился в то время в городе. Спасение для города, спасение от грязи и нечистот вокруг.

Душ мы тоже принять не могли. Как-то решали проблемы с личной гигиеной. И вот однажды, помню, пришли к нам местные жители, не помню их лиц, но помню их слова: «Мы знаем, что у вас в отряде есть девушки. Мы целую ночь грели горячую воду и нагрели ванну горячей воды. Мы хотели бы, чтобы девушки пошли к нам и могли бы помыться у нас». И мы пошли, втроем, Анжела, Ашхен и я. Я не помню лиц людей, предложивших нам свой дом и горячую воду. Но я прекрасно помню ту ванну, в которой мы смогли принять горячий душ. Я помню, как мы улыбались друг другу: Анжела, Ашхен и я, — и какое счастье было на наших лицах. Мы были так благодарны этим людям. Никто никого ни о чем не просил. Просто эти люди были внимательны к тем, кто приехал помочь, и хотели хоть как-то отблагодарить.

Потом, уже была возможность принять холодный душ, в одной из больниц Ленинакана, куда нас время от времени возили. Но это было потом, и это было другое. А в первый раз, была ванна горячей воды, нагретая для нас незнакомыми людьми, и эта ванна была для нас огромным человеческим подарком.

Мы приехали в город, наполненный болью, страданием, разрухой. Готовили на костре. Старались, чтобы у наших ребят всегда был горячий завтрак, обед, ужин. Сначала мы готовили на 30 человек, потом стали готовить на 90 человек отряда, а потом стали просто готовить столько, сколько помещалось в огромные котлы солдатской кухни. Кормили наших ребят, кормили всех, кто нуждался в горячей еде.

Солдатская кухня. Так здорово, что она у нас появилась. Артур Маркарян, один из наших ребят, встретил в Ленинакане свою воинскую часть, которая и отдала нам солдатскую кухню. В ней было два огромных котла, в которых готовилась еда или подогревалась вода.

Мыть посуду после еды было отдельным приключением. Слава Богу, что в Ленинакане после землетрясения наступил мороз. Мороз и холод избавили город от распространения заразы, трупного яда. Мы наливали воду в тазы, в которой начинали мыть посуду, через несколько минут в тазах начинали появляться льдинки. Перемыть посуду на 100 человек занимало не один час. Нарезать хлеб на 100 человек тоже было не очень просто, так как весь хлеб был подмерзший и черный кирпич был реальным кирпичом, которым можно было гвозди забивать. Посадить 100 человек в одну палатку, чтобы накормить, мы тоже не могли. Кормили посменно.

Первые дни в городе были проблемы с водой. Но нужно было как-то умываться. Так случилось, что у нас было много ящиков с минеральной водой «Боржоми». Вода, как и полагается, подмерзала, и ее нужно было отогревать прежде, чем использовать для умывания. Вот из таких мелочей и состоял наш день: подогреть воду для умывания, приготовить еду, помыть посуду, накормить голодных, проводить каждый отряд, встретить каждый отряд, проследить, чтобы все были в нормальном настроении, поговорить с кем-то, если чувствуешь, что что-то не так, посмотреть, что все вернулись живые, и быть счастливой от этого.

— Прошло 30 лет… Вы поддерживаете связь с участниками отряда?

Да, мы поддерживаем связь друг с другом. Некоторые участники нашего отряда стали моими очень близкими друзьями, некоторые просто друзьями, с некоторыми мы виделись только на встречах отряда, но неизменно испытывали очень теплые чувства друг к другу. Я глубоко уважаю каждого.

Мне хотелось бы назвать имена некоторых участников отряда: Сергей Худяков, Дмитрий Хачатуров, Юрий Резников, Александр Табачков, Артур Маркарян, Андрей Перфильев, Борис Вершинин, Андрей Белкин, Джемал Диасамидзе, Оник Багдасарян, Константин Еримеев, Ашот Восканян, Степан Казарян и много-много других. И, конечно же, наш командир Армен Мовсесян, наш комиссар Павел Котин и наш завхоз Камо Чилингарян.

У нас был отряд Университета дружбы народов, и в нашем отряде собрались ребята самых разных национальностей. Конечно, большинство из нас были армяне и русские, но были и грузины, азербайджанцы, украинцы, белорусы, казахи, а может и кто-то еще. Мы не спрашивали друг у друга, какой национальности он был, мы просто все вместе, отдавая каждую каплю своей души и все свои физические силы, работали, чтобы хоть немного помочь людям, пережившим такое потрясение, людям, потерявшим своих близких, свои семьи, своих друзей.

На улицах города было много людей, сошедших с ума. В то время не было служб профессиональной психологической помощи, которые работают сейчас в местах трагедий. Люди переживали трагедию, которой не могли ни с кем поделиться, не могли ни с кем выплакать, выстрадать, они сходили с ума от боли, которая разрывала их души и сердца. Я пишу эти слова, и перед глазами у меня образ человека, одетого в телогрейку, с беспокойными глазами, подбегающего к завалам, хватающего какую-то полураздавленную детскую куклу, прижимающего ее к груди и убегающего куда-то с этой куклой. Я видела этого человека, и взгляд его глаз не забыла до сих пор.

Были ли мародеры? Да, были. Такие люди есть всегда и везде. Это остается на их совести. В такой ситуации каждый делает свой собственный выбор.

Да, мы встречаемся друг с другом. Но на этих встречах мы никогда не вспоминаем всю ту боль и трагедию, с которой жили в Ленинакане. Не потому, что мы ее забыли. Прошло столько лет, а эта боль все так же жива, все такая же острая, такая же сильная. Мы не можем высказать ее, но каждый из нас понимает, что она у нас внутри, она с нами навсегда. Может, один раз за все эти годы каждый из нас смог поделиться друг с другом тем, что пережил в Ленинакане, той работой, которую делал, той болью, которую пережил. А так, мы обычно вспоминаем все то хорошее, или веселое, что происходило с нами, вспоминаем наших ребят, смешные случаи, которые случались с каждым из нас.

После Ленинакана я навсегда и очень прочно усвоила две вещи. Самое ценное на свете — это человеческая жизнь. Это всем известные слова, но нужно, чтобы каждый человек не только это знал, но и прочувствовал, тогда он будет с уважением относиться к любому другому человеку, к любой другой жизни. И второе, что я поняла, — жизнь всегда побеждает. Жизнь побеждает все. Она не останавливается, она идет, течет, и человек, даже тот, который переживает острую боль, через какое-то время не может не ответить на улыбку друга, не может не почувствовать теплоту других сердец, и тогда в него потихоньку возвращается жизнь, на его устах появляется улыбка. Его боль не утихает, не становится меньше, но вместе с болью в его сердце есть место и для жизни.

Так и в нашем отряде. Мы работали, но мы и разговаривали друг с другом, вместе ели, спали в одной палатке. И, конечно, людям нужна была разрядка, нужен был анекдот, который вызовет улыбки на лицах уставших людей, нужен был смех, который даст силы для работы на следующий день, нужно было знать, что рядом те люди, которым ты доверяешь, на которых ты можешь положиться, которые не подведут и окажут тебе любую необходимую тебе поддержку без слов. Это очень важно — без слов. Никто не просил помощи друг у друга, но все стремились быть максимально внимательными друг к другу, читать по глазам, наблюдать за движениями. Каждому было тяжело, тяжело на работе, а еще тяжелее, наверное, было ложиться спать, засыпать с мыслями о том, что ты видел сегодня, кричать во сне, просыпаться в этой совсем другой реальности, не в той, в которой ты жил многие годы, а в другой.

Мы пробыли в Ленинакане чуть больше 2-х недель. Говорят, что наш отряд оставался в Ленинакане гораздо дольше многих других отрядов. Говорят, что другие отряды добровольцев после нескольких дней собирались и уезжали назад. Просто не могли там больше находиться. Нужно сказать, что время в Ленинакане текло совсем по-другому, не так как в обычной жизни. Каждый день жизни был растянут настолько, настолько наполнен событиями, работой, эмоциями, что казалось, что он длится месяц. Две недели в Ленинакане — это очень и очень долго. Говорят, что наш отряд смог пробыть в Ленинакане так долго потому, что в отряде были девушки, потому что в отряде была всегда горячая еда, потому, что в лагере каждого, кто приходил с работы, ждали и встречали. И думали: «Ну, слава Богу, и сегодня все вернулись, все вернулись живыми». Я не знаю, заслуга ли это девушек, что наш отряд был в Ленинакане так долго, но я точно знаю, что я там была на своем месте, я знаю, что я делала важное и нужно дело, и что все мое существо было отдано этому делу. И я точно знаю, что наш отряд так долго был в Ленинакане, потому что мы все очень бережно относились друг к другу, потому что мы переживали друг за друга, потому что мы стали друзьями, мы были искренними друг с другом, и каждый из нас чувствовал плечо друга, и знал, что это плечо не подведет. Только человеческие отношения внутри отряда помогли нам всем там быть, работать, остаться живыми, и сохранить в наших сердцах память о Ленинакане на всю жизнь.

У меня дома, совершенно отдельно от всех других вещей, лежит небольшой пакет, в котором собраны памятные вещи из Ленинакана. Мне даже не нужно его доставать, чтобы вспомнить, что же там лежит. Один из самых ценных предметов — это такой небольшой буклет о городе Ленинакане, о городе до землетрясения. В этом буклете сохранились фотографии города, описание его достопримечательностей. На первой странице этого буклета оставили свои пожелания и подписи мои друзья из отряда. Также в этом пакетике лежит маленький кусочек фольги. Фольга с одной стороны серебряная, а с другой — золотая. Эту фольгу привезли, если не ошибаюсь, французские спасатели. Серебряная сторона сохраняла холод, золотая сторона сохраняла тепло. И вот наша палатка была изнутри завешана этой самой фольгой, золотой стороной внутрь. А что вы думаете? На улице был мороз, наверное, градусов 10, а ночью температура опускалась и еще ниже. Холодно было спать в палатке. Да, сначала мы спали на земле, потом наш завхоз смог достать несколько раскладушек. Стало теплее. Для тех, кому не хватило раскладушек, сколотили нары. Внутри каждой палатки стояла печка-буржуйка, ночные дежурные должны были следить за всеми печками в палатках, поддерживать огонь, чтобы люди могли спать. Еще в моем пакетике лежит пара носков, белых синтетических носков. Это тоже досталось от французских спасателей. Эти носки предохраняли от холода. Ложась спать все надевали на ноги белые синтетические носки. Ну и, конечно, какие-то фотографии, записи, стихи, написанные Юрой Резниковым. Не великое богатство, но великая память.

Я очень надеюсь, что я никого не обидела и не задела своим рассказом. Это мои личные воспоминания. Воспоминания, написанные без перерыва на что-либо, сразу после того, как мне позвонили из Армянского музея Москвы. Прошло 30 лет. Наверное, это долгий срок и очень много забылось. Моя память вытащила на свет то, что написано. Простите за то, что я не описала работу на завалах, не описала работу трупников. Но это была работа, которой занимались мои друзья. Про это могут рассказать они, а не я. Простите, что я не рассказала о тех ужасах, которые мы там наблюдали. Но, боюсь, что мало кто из наших ребят сможет рассказать про это. Это остается в душе.

Другие ребята из нашего отряда, несомненно, смогут много рассказать. И пусть их рассказы останутся жить. Эта память важна, эта память нужна для каждого следующего поколения. Это память, в том числе, формирует достойных людей. Людей, любящих жизнь, сопереживающих, не щадящих себя ради любого другого человека, людей сильных, смелых, щедрых душой.

Материалы, подготовленные к встречам отряда Университета дружбы народов, и фотографии встреч.

Фотографии предоставлены Кариной Дашко