Я вдруг окаменел, потерял дар речи, да если бы захотел говорить, всё ровно не смог. Комок слюни как будто высох и в горле не давал дышать. Солдаты несли гроб мелкими шагами и во всю показывали, что не хотят, не нужно, не справедливо, и ещё очень, очень рано, чтобы он ушёл из этого мира. И мне показалось, что об этом кричат все в этом мире. Как не хочешь и не можешь согласиться, чтобы навсегда ушёл любимый тебе, родной человек.

Я стоял на площади дворца.

Я стоял молча и боялся шевельнуться. Боялся поднять голову и посмотреть на гроб.

Со мною рядом стояли государственные мужья, дамы. Они были не просто печальные и официальные. Их лица были суровые и мужественные. Как у людей, потерявших нечто ценное, нечто очень важное для своей родины и народа.

На гробе лежит государственный флаг Франции, и в полной тишине стоят три президента Франции.

Я с трудом, но всё же поднял голову. Да, это Франция, да, это главный государственный дворец этой великой страны и народа. И несмотря на то, что звучит дудук и плачет о Дле Яман, всё же жаль , что это не Армения. Солдаты медленно принесли огромное полотно, сделанное из цветов, как армянский флаг, и положили впереди гроба, подчеркнув его национальность. Да, жаль, что это не Армения, жаль, что моя страна ещё не такая сильная и великая как Франция. Но почему так, почему, имея таких сыновей, что когда они уходят, скорбит весь мир, мы всё же не можем встать во весь рост в ряд сильных мира.

Грустно звучал голос дудука, и мне почему то стало всё ровно, но очень печально. Печально, что ушёл человек, который сделал свою армянскую душу частицей души всего человечества. И зазвучала в ушах его музыка, его слова, его разговор с этим миром и людьми. Разговор, который объяснил всем, как нужно жить в этом мире.

И очнувшись от этой музыки, я понял, что я не там, не на этой площади. Не со всеми этими людьми, но это для меня уже не имело никакого значения. Я здесь, я живу. И поживу ещё немного. Но его больше не будет никогда.