По удивительному случаю, в наши руки попала живая метафора. Точнее, книга с вырезанным нутром - под пачку денег или как будто заточку сидящему в Шлиссельбургской тюрьме. Называется она "Горький и Армения", издана в Ереване в 1968 году. 
Поскольку у Максима Горького в этом году юбилей - 150-лет, то и тема писателя в Армении будет как-то актуализирована.

Почему же метафора? Да потому что почти все мыслимые нами книги "Белый и Армения", "Мандельштам и Армения", "Брюсов и Армения" по существу живут только в твердом переплете с вынутым содержанием. 
Внутри этой книги в 600 страниц есть автограф: "Верному и благородному сыну великого народа армян -тов. Бабаяну от одного из авторов-составителей". 23 апреля 1970 года. Г. Ереван.

Обозначенная дата наводит на мысль, что подаривший эту книгу был в Армении в те дни, когда она отмечает трагическую дату геноцида. В 1967 году в Цицернакаберде заложили первый камень.

В этой книге собраны статьи, письма, воспоминания и "хроника" пребывания Алексея Максимовича в Армении. Примерно в то же время в Армении был и Белый, и Мандельштам. У каждого из них были свои задачи - внешние и внутренние. Осип Эмильевич до Армении, например, 5 лет не писал, а Белый был просто выброшен из новой литературы, чтобы как-то поддержать его, ему дали поручение написать цикл очерков о становлении молодой республики.

Ложный пафос коммунистического строительства Горькому был необходим, но он и хорошо осознавал весь масштаб гуманитарной трагедии. Никакого оптимизма в нем быть не могло, потому что слишком хорошо мы понимаем его внутреннее состояние на фотографии, где у фонтана в итальянском Сан-Аньело в 1924 году сидят В. Ф. Ходасевич, М. И. Будберг, А. М. Горький и Н. Н. Берберова.

Композиция эта четко распадается на четыре "состояния". В смятении Ходасевич. В инфернальном смехе баронесса Мария Будберг-Закревская, вторая жена Горького. В тяжелейшем раздумье сам Горький. Сдержанная, сосредоточенная Нина Берберова, которая переживет их всех, чтобы в 1989 году приехать в СССР.

Как пишет К. Айвазян в предисловии к сборнику "Горький и Армения", трудно охватить все звенья связей М. Горького в армянской действительности. Еще юношей, странствуя по Руси, он прибыл осенью 1891 года в Тифлис, где познакомился с представителями армянской интеллигенции. В это же время Горький познакомился с редактором прогрессивной армянской газеты "Мшак" Григором Арцруни, при его содействии собирал и записывал народные песни, сказания, легенды и т.п. 
Потом были и большие настоящие дружбы. И с Александром Спендиаровым, которому Горький передал свое неопубликованное стихотворение "Легенда о Марко", переложенное композитором на музыку; здесь и Георгий Туманов, напечатавший в редактируемой им тифлисской газете "Новое обозрение" два ранних стихотворения Горького, устроившего торжественный обед в честь приезда преследуемого тогда писателя в Тифлис в 1903 году; здесь и ссыльный революционер, врач в Кутаиси Петр Дондаров, народоволец Василий Вартанян.

В советские годы Горького связывала дружба с Александром Ширванзаде, Егише Чаренцем, Аветиком Исаакяном, Ваграмом Алазаном, Стефаном Зорьяном. 
Так, в июле 1928 года Горький приезжает в Советскую Армению. 
В год 150-летия писателя эта связка "буревестник революции" и Советская Армения вызывает прежде всего желание игнорировать этот факт. Тем более сегодня, когда русский язык, будто стремится к своему обнулению не только в Армении, но и в других сопредельных республиках, только чтобы не производить эту муторную, тяжелую работу над ошибками идеологии и разрыва большого культурного диалога. Кажется, что всем нам просто хочется вернуться на сто лет назад, к языку Бунина и Куприна, который сегодня произвольно или целенаправленно продолжают культивировать некоторые прозаики Армении, пишущие на русском языке. 
Закончить это начало обращения к теме хочется фрагментом из статьи С.А. Дандурова "Псевдоним - "Максим Горький":

"Была у нас в то время, когда жил Пешком в Тифлисе, одна молодая учительница, особо образованная, знающая несколько иностранных языков. Дежуря в библиотеке, куда заходил Пешков, она познакомилась с ним и относилась к нему хоть несколько свысока, но все же внимательно, - как к интеллигентному рабочему.
Пешков же влюбился в нее и влюбился как говорят по уши; она была молода, красива, бойкая и современная, а потому не могла отвечать взаимностью; эго это раздажало, но не отталкивало от нее, а, наоборот, он еще больше приставал к ней с прямым предложением выйти за него". 

Вот на этом самом интересном месте и появляется вырез страниц толщиной в половину книги. Кажется, здесь и в само деле уцелело самое главное.