Акира крикнул «мотор», Исао  попытался расслабиться, но уже через минуту почувствовал, как цветущая земля всасывает его в себя. Цветы пахли приторно, трупно, от них немного тянуло дымом.

Исао взглянул на самое маленькое облако, шелестевшее над ним: оно напомнило ему очертание крыльев бабочки. Повел плечами, словно отряхиваясь. Пыль налипала на кимоно, твердея, делая его тяжелым.

Он снова взглянул в облака, отдавшись слушанию неба. « Бабочка в саду. Подползает дитя – взлетает… Долгий путь пройден. За далеким облаком сяду отдохнуть…»

Он увидел, как облака в небе расступились, и прямо к нему  начало быстро камнем падать что-то небольшое, разворачивающееся, как белоснежная хризантема.

Сбоку восстала на него волна песка, от которой стало нестерпимо жарко – настолько, что цветы на его спине должны были сгореть и оплавиться. Хотелось вскочить или хотя бы отодвинуться, Акира был где-то недалеко, напряженно вглядывался в его улыбающееся, запрокинутое лицо.

Исао посмотрел в небо и увидел, как оно стало розоветь, наливаться красным, и как в эту раскаленную разинутую пасть, будто в окно, завороженно смотрит его еще живой сын.

К Исао потянулись жесткие губы Акиры и зашептали: «В безумном мире только сумасшедшие являются здравомыслящими».

Камера продолжала оглушительно трещать, как тот шершень, которого он однажды испугался еще маленьким, и бабушка резко взяла его на руки, прижав к себе, сказав, чтобы он в жизни ничего не боялся, потому что он маленький, но настоящий самурай. Он ничего никогда не боялся, даже когда японский легкий крейсер «Касии» в результате попаданий торпеды и двух бомб пошел на дно, унеся с собой 621 душу, отягощенную присягой. Особенно он ничего не боялся в тот день, когда дети Хиросимы и его сын, сожженные заживо, оставляли на стенах уцелевших домов отпечатки своих теней, а те, кому повезло, лечили ожоги смесью пепла, масла и микстур. Те, кому не повезло,  исступленно кричали, просили, чтобы их убили. Он тогда плыл по морю и вспоминал рассказ кока о том, что в этих местах есть подводные плантации асцидий, которые потом соберут и сожгут, получая целебную золу, и как тогда это неприятно поразило его.

Сейчас он пытался вдавить в землю тело, закрывая своего мертвого ребенка, мертвую жену, и белые цветы, еще не раздавленные им, те, что росли под ногами и под ладонями, взлетали вверх птицами и, обугливаясь, падали.

Когда он открыл глаза вновь, генерал Пол Тиббетс, на три года переживший генерала Суини, ушедшего из жизни в 2004-м, , сидел рядом и улыбался: - я рос на Миссисипи, зачитывался Твеном, бредил рекой и пароходами…. Я мог бы, как и ты, стать мореходом. Может, в лучшие времена мы бы и ходили по морю вместе, но ты родился как раз в тот год, когда я переехал в Майами и научился кастрировать кабанов. Я спокойно сплю  каждую ночь. И если понадобится, снова сделаю это. Да, черт возьми. Почему ты  молчишь? Ах,  да, слышал. В Японии белый кабан – табу. Знаешь, Кимура, как я бомбил людей? Нет? Я бомбил людей шоколадными конфетами во время праздника Японцы  любят шоколад?

Исао Кимура смотрел в сладкие глаза генерала Пола Тиббетса. Первый шоколад японцы приняли в дар от голландцев, которые приплыли в Нагасаки.

Если бы его семья жила в каменном Нагасаки, они могли бы выжить. Он знал людей, которые выжили после двух взрывов, «нинзю хибакуся», их было более ста шестидесяти.

- Мы оба не боялись 6 августа, верно, Кимура? – продолжал генерал, который им еще не стал. Когда "Littleboy" был уже сброшен, мой самолет будто ударили огромным хлыстом, и нужно было спасаться, но настоящего страха не было. Единственное, чего я боялся, это получить бесплодие от радиации, хотя у меня уже было два сына. Но бояться было не нужно. Все наши парни удачно женились, имели детей и внуков.

А когда на землю Хиросимы полил черный дождь, он окрасил в черное все, на что падал: на заживо сожженного, но все еще живого сына Исао Кимуры, на и без того черное кимоно его жены, на цветы под его спиной, на измазанные шоколадом губы генерала, которые продолжали улыбаться.

Исао снова посмотрел вверх и увидел, как на надгробии неба красными иероглифами кто-то написал его имя.

 Правительство США принесло извинения Японии в 1976 году, после того, как Тиббетс сделал полную постановку событий бомбёжки Хиросимы на воздушном шоу в Техасе, включая ядерное облако («ядерный гриб»). Он сказал, что в его намерениях не было оскорбить японцев.

 Когда Исао Кимура умер, почти через сорок лет после августа 45-го, красные чернила с хиросимского неба кто-то смыл и взамен написал его имя черным.

 В своём завещании Тиббетс написал, чтобы после его смерти ему не устраивали пышных похорон и даже не устанавливали мемориальной плиты, потому что демонстранты, выступавшие против ядерного оружия, могли сделать ее своеобразным местом своих протестов. Также он завещал, чтобы его кремировали, а  прах развеяли над Ла-Маншем.

 Сейчас в Японии проживают около 267 тысяч хибакуся. Подвергаются дискриминации не только они сами, но и их дети. Чтобы быть принятыми на работу, они скрывают , что стали жертвами ядерного взрыва.