В рубрике "современная армянская проза" Армянский музей Москвы публикует фантасмагорический рассказ "Крыса". 

С. недоумевал. Несколько дней назад его охватило какое-то предчувствие, и он никак не мог понять, чтобы значило это внезапно возникшее странное ощущение. В его повседневной жизни не было никаких, пусть даже незначительных, изменений, которыми можно было бы хоть как-то оправдать это загадочное предчувствие. Как ни перебирал он события последних дней, все было без толку.


Будни текли неизменно: утром он привычно уплетал дежурную яичницу с чесноком, повязывал местами лоснящийся от длительного использования темно-синий галстук, прикрывал плешь шляпой того же цвета, прикуривал сжатую в тонких губах сигарету и, взяв потертую кожаную папку, выходил из дома. В кабине лифта он выплевывал окурок, гасил его смачным плевком и старательно давил каблуком, отчего смесь слюны и выпотрошенного окурка превращалось в омерзительное осклизлое пятно. В метро, еще издали заметив приближающийся сноп света, суетился и расталкивал остальных, а в переполненном вагоне устраивался так, чтобы не было нужды держаться за поручни. Пристроившись, он долго и нарочито зевал, дыша на соседей чесноком, который ел по утрам именно с этой целью. Довольно неумело скрывая свою озлобленность, он фальшиво улыбался в глаза сослуживцам, но стоило тем отвернуться, как он пригвождал их к стене полным ядовитого пренебрежения взглядом. А вечером по дороге домой, не упуская случая костлявым, корявым пальцем дать щелчок какому-нибудь мальчишке, за которым недосмотрели родители, или «случайно» наступить на ногу замечтавшемуся прохожему. Дома он переодевался, ужинал и включал телевизор, комментируя вслух происходящее на экране. С. все было не по душе, поэтому его комментарии были насыщены сальными выражениями и грязной руганью. Когда озлобленность достигала своего апогея, он вскакивал с места, резко выключал телевизор и ложился в постель. Перед сном он долго мечтал, при этом странно дергаясь и вздыхая. Мечтать он любил в кромешной тьме: даже задергивал шторы, словно опасаясь разоблачения.

Однако внезапно возникающее предчувствие не исчезает столь же внезапно. Оно никогда не бывает беспочвенно, оно не похоже на знакомого, которого вспоминаешь только при встрече и тут же забываешь после взаимного приветствия. Если предчувствие возникло, значит, рано или поздно что-то должно случиться. Правда, это «что-то» может иметь довольно неприятный исход, однако неизвестность всегда таит в себе искушение новизной.

И С. ждал, стараясь отогнать навязчивую, разочаровывающую мысль о том, что возникшее ночью за стеной царапанье в какой-то мере связано с его ожиданиями. Шли дни, но жизнь не предлагала новой исходной точки, а противное царапанье не прекращалось.

Когда царапанье и шебуршение становились совсем невыносимы, С. хватался за тапок и с размаха бил им по стене. За стеной тут же воцарялась тишина, словно там сосредоточенно старались понять, чем и кому они помешали, но спустя какое-то время царапанье возобновлялось.

С каждым днем звук становился четче, с каждым днем он усиливался и приближался. С. уже и не пытался ничего сделать. После того, как он окончательно убедился в том, что предчувствие и звук за стеной взаимосвязаны, раздражение перешло в любопытство. С. удивлялся упорству, с каким крыса каждую ночь приступала к работе. В квартире не было продуктовых запасов: все имевшееся лежало в холодильнике, и крыса должна была это почувствовать – на то она и крыса. Что же в таком случае руководило ею?

Наконец, однажды утром, когда С., проснувшись, как обычно, первым делом бросил взгляд на стену, в самом углу комнаты, там, где концы плинтусов, он заметил темную щель, края которой были аккуратно обгрызены, а на полу лежала мелкая древесная стружка.

В эту ночь С. не выключал света. Полулежа в постели, он обхватил ладонями скуластое лицо и стал ждать. Поздно ночью, когда его уже клонило ко сну, из щели вдруг раздался писк. С. с трудом разомкнул отяжелевшие веки и увидел... Стоя у щели, крыса внимательно рассматривала его. Некоторое время они молча изучали друг друга, потом крыса снова издала писк и не спеша вошла в щель. Знакомство состоялось, и С. обнаружил, что ему и в голову не приходило убить крысу. Он даже не заткнул щель, более того, положил рядом с ней жирный кусок сыра, а на следующий день даже принес молоко в маленькой миске. Крысе понравилось угощение, и с тех пор она стала каждый вечер являться к ужину с пунктуальностью воспитанной гостьи. Вскоре барьер недоверия был снесен начисто, и крыса смело разгуливала по всей комнате.

С. затруднялся объяснить свое доброжелательное отношение к омерзительному животному. Эта нежданная, словно волею неведомой силы возникшая симпатия казалась С. странной еще и потому, что он никогда не питал любви к животным. Более того, он никогда не упускал случая пнуть ногой какую-нибудь доверчивую собаку или кошку. И вдруг – на тебе! – дружба с крысой. С. читал где-то, что сперматозоиды крыс схожи с человеческими, но было бы наивным так объяснять взаимную привязанность. Все люди, в основном, ненавидят крыс.

Как бы то ни было, факт налицо: дружба человека и крысы крепла с каждым днем, обнаруживая все новые проявления.

Когда С., шаркая шлепанцами и фальшиво насвистывая, готовил ужин, крыса, то и дело растягиваясь на скользком лакированном паркете, неотступно следовала за ним. Стоило С. остановиться, как крыса не упускала случая ткнуться мокрой серой мордочкой в торчавшую из тапка голую пятку. В такие минуты С. вспоминались слова бывшей жены: «Не понимаю, как можно жить с такими преющими ногами!»

Обычно С. делился мыслями с крысой:

– Сейчас нарежем колбаски... Так... Теперь вымоем зелень. Где у нас зелень, а, длиннохвостая разбойница? Хватит лизать мне ноги, это тебе не сыр. Иди в комнату. Потерпи, обжора. Если бы ты знала, как я сегодня разругался со всеми. Подонки! Ничего-ничего, недолго осталось ждать, близится мой час, они еще будут ползать в ногах, они еще горько пожалеют. Да-да, еще как пожалеют! Ты же веришь мне, правда? Вот если бы ты была человеком, чтобы мы творили вдвоем! Одному трудно. Даже такому человеку, как я. Нужны единомышленники. Но откуда им быть? Кругом одни трусливые и завистливые слюнтяи. Ешь тише, подавишься.

В ответ на его излияния крыса издавала писки различных тембров, и это вполне устраивало С.: он терпеть не мог, когда вмешивались в его дела, лезли с советами или, что было возмутительнее всего, перечили ему. С. был глубоко убежден в том, что не было и не могло быть человека, достойного оспаривать его мысли.

Когда С. впервые погладил серую крысиную спинку, он обнаружил, что это не только не противно, но и весьма приятно. Крыса была теплой и мягкой. Правда, С. долго не осмеливался дотронуться до торчавшего, как голая хворостинка, и казавшегося безжизненным крысиного хвоста, но в дальнейшем привык и к этому. Когда после ужина С. привычно подсаживался к телевизору, крыса устраивалась у него на коленях и, поджав под себя голые розовые лапки, предавалась его ласке. Она довольно жмурила круглые глазки, время от времени умиленно пищала, и С. было приятно тепло подрагивавшего от ритмичного дыхания тела крысы. Эти ласки порой вызывали в нем неожиданный трепет, значение которого он не решался объяснить.

Однажды поздней осенью, спустя почти месяц после появления крысы, С. вернулся вечером в приподнятом настроении, нагруженный двумя продуктовыми пакетами. Крыса уже тонко чувствовала перепады в настроении С., и довольно было беглого взгляда, чтобы она заметила его веселость и заразилась ею. Крыса заюлила у его ног и весело запрыгала. С. снял шляпу и, прицелившись, бросил ее в крысу. Бросок оказался удачным: шляпа накрыла крысу и теперь носилась по всей комнате под оглушительный хохот С.

– Ну, – произнес С., – подойди, старая мерзавка, поздравь друга, у него сегодня день рождения.

Острая мордочка избавившейся от плена шляпы крысы приняла то выражение, которое С. обычно толковал как улыбку.

– Сегодня твое блюдце ставим на стол. Пируем! И плевать на прочих представителей крысиного и людского племени. А эту подушечку я принес специально для тебя: мы ее положим на стол рядом с блюдечком. Так. Можешь развалиться на ней по-царски. – С. бережно поднял крысу, устроил ее на бархатной подушечке, предназначавшейся для иголок, и озабоченно добавил:

– Прости, я не учел хвостик. Слушай, а на что тебе этот дурацкий хвост? Давай отрубим, а? Ну ладно, не дуйся, я пошутил. У тебя великолепный хвост, лучший во всем отряде грызунов. Что, довольна? Довольна – любишь лесть. А кто не любит ее?

С. стал переодеваться. По скорости этой процедуры крыса безошибочно определяла степень его голода. Бывало, он переодевался только после ужина, чем приводил крысу в дикий восторг. На сей раз С. не стал одеваться в домашнее платье: подтянув широкие трусы, он подошел к платяному шкафу и достал из него свой шикарный черный костюм, предназначавшийся для особо торжественных случаев.

– Ну, как я тебе нравлюсь? – спросил С., одевшись.

Крыса облизнулась и бросила нетерпеливый взгляд на пакеты.

– Ясно, – понял С. и, продолжая разговаривать с крысой, стал накрывать на стол. – Погляди, какой сыр – жирный, с большими дырочками, голландский. Вместо молока сегодня ты получишь сливки, а чтобы с непривычки тебя не пронесло, добавим немного кофе. Маслины ты есть не станешь. А это бастурма.

– Тоже нет. Ветчину тоже не станешь? – хитро улыбнулся он. – Так и быть, получишь. Вот фрукты, а это коньяк. Может, попробуешь? Не гримасничай. Что ты смыслишь в коньяке? – С. откупорил бутылку, наполнил свою рюмку и сел напротив крысы. – Ну, начнем!

Не отводя глаз от сыра, крыса отпила немного сливок, а когда со звериным аппетитом набросилась на сыр, С. заметил:

– Ты хоть дырочки оставь, мерзавка!

Утолив первый голод, С. закурил, открыл форточку и выдувал дым, целясь в нее. Крыса терпеть не могла табачного дыма.

– Слушай, а почему ты одинока? – разгоняя рукой клуб дыма, поинтересовался С. – Где твоя семья, детки? Или у тебя такие же отношения с соплеменниками, как у меня?

Крыса умерила работу челюстей и скорчила плутоватую рожу.

– Да что ты, неужели?! Нет, ты посмотри. А мне и в голову не приходило, – С. вдруг вспомнил об охватывавшем его трепете и захохотал: – Может быть, ты самочка? Да ну? Ну-ка, ну-ка, подойди, посмотрим. Ну же, не стесняйся. – Он осторожно повернул крысу на спинку. – До чего у вас розовые сиськи, мадам. Впрочем, вы, кажется, не первой молодости, не так ли? – С. нежно ущипнул крысу за светло-серый живот. – Ну, будет вам ломаться. Вы случайно не девственница?

Крыса скромно, но и не без гордости сощурила глазки. С. отпустил ее со смехом, откинулся на спинку стула и стал усердно ковыряться спичкой в желтых зубах.

– Да что там говорить, – начал он, завершив ковыряние и, напоследок облизнув спичку, выбросил ее. – Люди упорно не хотят признавать моего особого предназначения, возложенной на меня свыше миссии... Хотя времена сейчас иные, люди больше не преисполняются великими идеями, они стали мизерными. А кроме того, они завистливы, ужасно завистливы. Видимо, я слишком рано раскрылся. Они рано обнаружили мое величие и с самого детства били меня по голове, вечно держа в тени, на уровне посредственности. Меня, который везде и во всем должен быть первым. Кроме того, у меня нет единомышленников, а без них трудно. Правда, был один, за которым я долгое время наблюдал, потому что мне казалось – это именно тот, которого я ищу. О, как я ошибся! Однажды я отозвал его для разговора и по глупости открыл ему карты. Представь, я предлагаю ему стать моим союзником, заместителем будущего монарха и его правой рукой. А он внимательно слушает меня и... Как ты думаешь, что он говорит мне? «Слушай, ты либо параноик, либо ужасно злой человек. Тебя надо изолировать». Глупец, наивный кретин, чертов гуманист! Он, видите ли, думает о людях. А кто такие люди, кто они такие?! Безвольная, не имеющая цели толпа. Их должны направлять такие, как я. Миру нужен монарх, он просто необходим, слышишь?! – С. в возбуждении ударил кулаком по столу и закричал: – Строптивых и нерадивых уничтожить! – От удара стол содрогнулся, и крыса, потеряв равновесие, полетела на пол. – Поднимайся, да поживее, терпеть не могу, когда меня прерывают! – заорал С., и крыса молниеносно вскочила на лапки. – Так-то лучше. Ну вот, забыл, на чем остановился... Да, так вот, – он снова перешел на крик, – рассортировать всех по моей специальной системе – и на работы. Ни секунды безделья! Праздность отравляет мысль и душу, люди стремятся к излишествам, извращаются. А усталый человек не желает ничего, кроме как набить брюхо и выспаться. Свободной будет лишь элита, то есть я и мне подобные, если, конечно, таковые найдутся. Элита, которая возглавит стадо этих безмозглых баранов. Ясно? Я объяснил, так сказать, популярно, схематично. Технические детали, скажем, как добиться того, чтобы бараны чувствовали себя абсолютно счастливыми, и прочие подробности – не твоего крысиного ума дело. – С. налил в бокал минеральной воды и выпил залпом. – Ничего-ничего, придет мой день, он еще наступит, и тогда я свершу свою месть. Они еще будут ползать в ногах Великого, а я их кнутом, кнутом!.. – Он на миг ушел в свои мысли и заговорил снова: – А если бы я был крысой... Представляешь, что бы мы тогда творили?! Как ты думаешь, поддержало бы меня ваше крысиное племя? Вы, крысы, более организованные твари, только вам не хватает умного вождя. Я бы объединил вас и повел на людей. Эти ничтожества не так сильны, как вам кажется. Мы бы расправились с ними с помощью бацилл. Никаких бомб, никаких взрывов, одни лишь крохотные симпатичные бациллочки. Ты видела пузырьки и пробирки в моем кабинете? А большой зеленый сосуд? То-то, милая, я не сижу сложа руки. Это бациллы, выращенные на особой смеси гнилья. Правда, они еще не полностью соответствуют моим требованиям, но начало обнадеживающее. – С. вновь погрузился в мысли. – Впрочем, люди так глупы, что скоро сами перебьют друг друга. У них столько бомб, должны же эти бомбы когда-нибудь взорваться. Жаль, что я тоже пропаду вместе с этими баранами. Вам-то что? Вы, крысы, укроетесь в подземелье и спасетесь. Мир останется вам, запомни мои слова.

Крыса забеспокоилась и попыталась спрыгнуть со стола.

– В туалет? – догадался С. – Пошли, мне бы тоже не мешало, – сказал он и, заметив, что крыса устремилась к своей щели, крикнул ей вслед: – Куда? Пользуйся моим туалетом, не стесняйся. Давай-давай!

Справив естественную нужду, они вернулись в комнату. Впереди, заложив руки за спину, горделиво вышагивал С., а следом не менее торжественно семенила крыса.

– Интересно, – начал С., выцедив остатки коньяка в рюмку, – на ваш крысиный вкус ты привлекательная или нет? – и после недолгого раздумья добавил: – Видимо, не очень, иначе не была бы одинока.

Крыса пронзительно запищала в знак протеста.

– Впрочем, возможно и обратное: ты так красива, что для тебя не нашлось достойной пары. А?

Крыса скромно потупила глазки.

– Попадись тебе такой, как я, – не упустила бы. Дура-жена так и не признала моих достоинств. «Ты должен богу молиться, должен заваливать меня подарками за то, что я ложусь с таким, как ты...» Представляешь? Глупая женщина. Глупые женщины, желающие подороже продать свое вонючее тело. Отвратительные шлюхи! Человек с таким ярким воображением, как я, проживет и без них. – С. машинально посмотрел на лежавший на подоконнике бинокль. – Да-да, достаточно иметь яркое воображение, и красивейшие в мире женщины принадлежат тебе. Когда захочешь и как захочешь. И никаких расходов, ни копейки. – Он цинично ухмыльнулся. – Ты чего улыбаешься, а? Наверно, знаешь об этом, знаешь? Подглядывала, подглядывала!

Крыса виновато опустила глазки.

– Это не порок, не подумай, – продолжал С., – это придает мне силы, делает меня неуязвимым. Ни одна женщина не способна вскружить мне голову. Плевал я на их кокетство, я силен и независим. Секретарша шефа, проходя мимо меня, каждый раз сознательно виляет своей круглой попкой, но я попросту игнорирую ее. Пусть лопнет. Откуда знать этой шефской потаскухе, что я уже десятки раз ложился с ней? И как, в каких позах!

Крыса вновь почувствовала голод и, воспользовавшись паузой, острыми зубками схватила большой ломоть ветчины.

– Ты права, давай подкрепимся. – С. потянулся к рюмке. – У меня еще остался коньяк. Все-таки жаль, что ты не пьешь.

Некоторое время они сосредоточенно ели. Между делом С. посмотрел на часы: – Ну вот, до моего рождения еще целых полчаса, а я уже выдул весь коньяк. Да, я стал забывчив, – ему стало грустно.– Через полчаса. Пятьдесят лет назад. Да, целых пятьдесят лет, – повторил он вполголоса и его глаза увлажнились, лицо вытянулось, складки на лице обвисли. – Ах, мать, мать, зачем ты меня родила, зачем? Я ни за что не поверю, что ты и твой забулдыга хоть на миг серьезно задумались о потомстве. Вы просто воздавали должное своей безумной, пьяной похоти. А потом вдруг очутились перед фактом, и этим фактом был я – Лицо С. стало жестоким. Минутная слабость прошла, и он, выбросив в форточку погасший окурок, заорал:

– Но я плевал на вас! Худо-бедно вы сделали свое дело, сделали несознательно, вы не могли не сделать, поскольку это было предопределено свыше: я должен был появиться на свет, и, видимо, провидению было угодно, я появился именно так. Мать, отец, жена, дети – к черту всех! Дешевые, сентиментальные, пошлые человеческие привязанности. Я изменю мир!

С. истерично рассмеялся и посмотрел на крысу. Та словно ожидала этого: она поймала его взгляд и задержала в его манящих зловещим блеском стеклянных глазах. По телу С. прошла загадочная дрожь. Он зачарованно смотрел на крысу, чувствуя внутреннее смятение. И вдруг крыса спрыгнула со стола и медленно пошла к своей щели. С. молча последовал за ней. Дойдя до угла комнаты, крыса обернулась и снова поймала взгляд С. Несколько минут они, не мигая, смотрели друг другу в глаза. Крыса указала мордочкой на щель. С. оцепенел. Внутреннее смятение росло. Какая-то таинственная сила прессовала его члены. Крыса несколько раз вбегала в щель и возвращалась, предлагая С. следовать за ней. Смятение достигло апогея, и тут С. почувствовал, как стало уменьшаться и постепенно покрываться короткой серой щетиной все его тело. Волосяной покров густел по мере уменьшения размеров тела. С. хотел что-то крикнуть, но вытянувшаяся, заострившаяся морда издала лишь какой-то писк. Костюм поник, пожух и рухнул на пол, а из ворота одежды выскочила отвратительная серая крыса. Она стряхнула с шеи галстук, подбежала к самочке и, встав на задние лапки, пошевелила усиками. Самочка закружилась вокруг дружка, обнюхала его, ткнула носом в бочок и нырнула в щель. С. похотливо пискнул, оглянулся кругом и рванулся за ней.