27 сентября 1829 года российская экспедиция под руководством члена-корреспондента Императорской академии наук в Санкт-Петербурге, профессора Дерптского университета Иоганна Фридриха Паррота совершила первое восхождение на гору Арарат. В состав экспедиции вошли четыре студента из Санкт-Петербурга и Дерпта, среди которых был Хачатур Абовян, впоследствии известный писатель, утвердивший начало новой армянской литературы, педагог и этнограф. В мировой истории альпинизма Иоганн Паррот и Хачатур Абовян считаются первосходителями на горную вершину Арарат. Армянский музей Москвы, обращаясь к этому историческому событию, публикует очерк-воспоминание Иоганна Паррота о восхождении на Большой Арарат.

Мое непреодолимое желание подобраться ближе к почтенной вершине священной горы не позволяло мне долго прохлаждаться и медлить в тиши монастыря. Побуждающим к действию мотивом была и обеспокоенность надвигающейся осенью; вот потому безоблачное небо быстро укрепило меня в намерении, не мешкая, прямо на следующий же день после моего прибытия (11 сентября 1829 г.) совершить рекогносцировочное путешествие на вершину…

И вот мы стоим на вершине Арарата — 15 часов 15 минут, 27 сентября 1829 года!

Первое мое желание и первое наслаждение — отдых: я расстелил под собой накидку и улегся на нее. Я находился на слегка выпуклой, почти круглой площадке, имевшей около двухсот шагов по окружности; с краев площадка обрывалась довольно круто, особенно на юг и северо-восток; это была твердая, образованная из вечного льда, без единой скалы и без единого камня серебряная глава древнего Арарата. В восточном направлении верхушка горы заканчивалась более плавно, чем в любом другом, она как бы располагалась посередине плоского, также покрытого вечным льдом приспущенного плато, связанного со вторым, чуть пониже находящимся пиком… И если какая-либо часть вершины может быть принята за то место, на которое опустился Ноев ковчег, то только эта седловина: площадь ее такова, что ковчег, имевший по книге Бытия (6.15) 300 локтей длины и 50 локтей ширины, занимал бы менее одной десятой ее поверхности…

С вершины открывалась широко простирающаяся панорама, но из-за огромных расстояний отчетливо различались только большие массивы. Вся долина Аракса была покрыта серой туманной дымкой, сквозь которую Эриван и Сардарапат казались темными пятнами величиною с ладонь, яснее вырисовывалась на юге гора, под которой должен был лежать Баязет. На северо-востоке красовалась зубчатая вершина Алагеза со значительными снежными массами во впадинах — вероятно, этот пик неповторим. Ближе к Арарату, особенно на юго-востоке и на значительном отдалении на западе, тянется большое количество малых гор с пирамидальными вершинами и впадинами посредине, похожими на бывшие вулканы; восточнее юго-восточного направления находится Малый Арарат, чей купол отсюда уже не кажется обычным острием правильного конуса, как это видится из равнины, а представляется поверхностью четырехгранной, чем-то подпираемой с одной стороны пирамидой с большими и малыми скальными наростами на ребрах и посредине. Но что меня просто поразило — это видимая отсюда огромная часть озера Севан: озеро, словно прекрасная мерцающая равнина, проступало на севере над высокой горной цепью, непосредственно замыкающей водную гладь с юга, эта горная цепь очень высока, и я никогда не предполагал, что спрятанное за нею зеркало воды можно увидеть с Арарата.

После этих наблюдений я посмотрел на моих спутников и заметил отсутствие преданного и верного Абовяна, — я догадался: он устанавливает крест. Я предполагал все сделать сам непосредственно в центре круглой площадки, где крест находился бы в наиболее надежном и достойном месте. Но Абовян в священном рвении взял эту миссию на себя и нашел площадку для креста на северо-восточном краю вершины, потому что здесь, посредине, как он правильно догадался, крест было бы невозможно увидеть из долины, ибо высота составляла всего пять футов.

Дьякон отошел настолько, чтобы крест был виден не только из долины, но также из Аргури и монастыря Св. Якова: для этого он с опасностью для жизни рискнул продвинуться по крутому скату так далеко, что стоял ниже центра площадки на добрых 30 футов, отчего я его и не видел; я нашел Абовяна усердно работающим — вырубающим яму во льду для закрепления креста. Быть может, это место для установки креста было не самым лучшим, так как крутизна склона подсказывала, что из-за происходящих часто смещений льда, подвижек или неожиданных разломов ледника, как это происходило с глетчерами на многих вершинах, уже, вероятно, через несколько лет сей единственный знак нашего пребывания на вершине исчезнет безвозвратно.

И все-таки во мне победила мысль, что этому знаку, видимо, пришлось бы ждать прибытия нового путешественника долго и напрасно, и тем самым будет не менее почетно, если уже сейчас можно подать видимый из долины сигнал об успехе и о счастливом завершении нашего предприятия…

После пребывания на вершине около трех четвертей часа нам следовало подумать о возвращении… 

Иоганн Паррот