Перелицовывая слова Карла Маркса: «И если это — марксизм, то я не марксист», предположим, что «Если это — параджановщина, то я не Параджанов».

Вновь в руки попался буклет «Несколько эпизодов из жизни Джоконды», который подарил мне директор Музея Параджанова в Ереване Завен Саргсян. Проект этот представлял сам мастер 16 марта 1990 года, в июле этого же года он ушел из жизни.

С тех пор прошло около 30-ти лет. Но Параджанов остается одним из главных мотиваторов современного армянского искусства.

Если бы Параджанов сегодня узнал, сколько у него учеников, продолжателей и эпигонов, он, может, поступил бы, как Иисус Христос, который выгнал торговцев из Храма. Многие творцы не приняли смерть мастера, не смирились с тем, что самодостаточная цивилизация закрылась после его ухода:  продолжают расчленять гранаты, вставлять страусиные перья в ракушки, без конца делать свои подношения Варпету.

Тому есть оправдания: мощь и обаяние Сергея Иосифовича были с большим, что называется, заделом на будущее. И все бы ничего, но, кажется, Параджанов устал от того, что его имя стало мемом, каким-то знаком качества того, что если в мире творил Параджанов, то его армянское происхождение каким-то образом бросает отсвет на все, что сделают руки армянских художников, скульпторов, кинематографистов, театралов. Еще немного, и Параджанов станет эталоном пошлости и армянского айнене. 

Говорят, что гении бывают двух типов: новаторы и закрепители идей первых. Пока Параджановым, Сарьяном, Гаяне Хачатурян пытаются привить современное искусство, оно обречено.

Дело в том, что вся культурологическая философия Сергея Иосифовича совсем не о форме, не в эстетике. Если он видел разноцветные заледеневшие, глаз не отвести, следы физиологического присутствия зэка на снегу у барака, то он говорил, что вот этот красный лед — от человека, которого били по почкам. Параджанов в первооснове — о любви, милосердии, сострадании.  

Как говорил в своей книге о художнике, кинорежиссере его друг, кинокритик и режиссер Левон Григорян, что месседж Параджанова —«поэтизировать реальность». Эту фразу нужно понять как мысль, как эйдос, и не продолжать разбивать параджановские коллажи, чтобы сложить из его осколков свои. Не просто вторичные, а никому не нужные.

Даже «соглядатай» его жизни Гарик Параджанов обрел свою поэтику в кинематографе. Фотохудожник Завен Саргсян, который живет в наследии Параджанова несколько десятков, не впустил «параджановщину» в свое личное творчество. 

Параджанов — о том, что нет в мире стерильности и абсолютной грязи. Ни в человеческой природе, ни в субстанциях, из которых он творит. Именно поэтому он не просто выжил в тюрьме, а взошел на новый качественный уровень мироосмысления. Для него зэк был глиной.  И человеком с другим опытом драмы, который тоже учил его.

Так и зародился цикл коллажей «Плачущая Джоконда». Василий Катанян, сын литературоведа Василия Абгаровича Катаняна, в книге «Цена вечного праздника» вспоминал, как Параджанов как-то в зоне увидел Джоконду, которая то улыбалась, то хмурилась, то плакала, смеялась, гримасничала… Это было гениально. Он увидел все это на спине у одного заключенного — в изменяющейся татуировке. Когда он поднимал руки — кожа натягивалась и Джоконда смеялась, когда нагибался — она мрачнела, а когда чесал за ухом — она подмигивала. Она все время строила рожи!

К концу своей жизни в 1988–1989 гг. Параджанов снова вернулся к «Джоконде», он создал серию работ под названием «Несколько эпизодов из жизни Джоконды». 11 из них находятся в музее С.С. Параджанова в Ереване. По имеющимся у Завена Саргсяна сведениям, одну Джоконду, похожую на Сталина, он подарил Белле Ахмадулиной, а другую — своему другу из Вены А. Оганджаняну.

Армянский музей Москвы представляет вам некоторые коллажи из цикла.

1. "Блудница 1", 1988 коллаж: бумага, ракушка, стекло

2. "Данте", 1988 коллаж: 

3. "Влюбленные", 1988 коллаж: бумага, дерево

4. "Два профиля", 1988 коллаж: бумага

5."Скорбь", 1988 коллаж: бумага, дерево

6. "Тайная вечеря", 1988 объемный коллаж: бумага, перья, стекло, ткань, раковины, пластмасса, металл, дерево

7. "Портрет с павлиньим пером", 1988  коллаж: бумага, дерево

                                                                                                                  Валерия Олюнина