Армянский музей Москвы уже знакомил вас с поэзией Виталия Айрияна. Сегодня мы предлагаем вам новую подборку стихов из его книги "Баку-Ереван-Москва-Транзит". 

"Когда Айрияну поставят памятник, лучшим местом для него станет, конечно, бакинская набережная. Выглядеть это будет примерно так: бронзовый поэт, сидящий за бронзовым столиком кафе: кофе, коньяк, отвёрстая пачка цехового «Мальборо», томик Пруста, небрежно листаемый ветром, взгляд обращён к морю и полон тоски. Возможно, это будет первый Памятник Армянину, Покинувшему Баку. Также возможно, что будущие погромщики отнесутся к новшеству с должным почтением и не станут осквернять его в первую же ночь, а подождут хотя бы до тех пор, пока груда металла заново сроднится с Родиной-изменницей и кликнет из немыслимых глубин неба блудную душу. Покорная зову, та слетит и широко улыбнётся схожести прежнего и нового обиталищ. Зажмурится… и чайкой залива кувыркнётся в воздухе от счастья и горя", - писал в предисловии к книге Виталия Айрияна "Баку-Ереван-Москва-транзит" поэт, публицист Сергей Арутюнов. 

Смотреть на блёстки мёртвых звёзд, 
и лечь костьми, воздав мощами 
врагу, что принимал всерьёз, 
подругам, что всерьёз прощали, 
чтобы у входа в небо снять, 
как говорил поэт, погоны, 
пройдя на выдохе по снам 
летучих лет, что ныне оны, 
в которых ты ещё хранил 
щербинки отчего порога, 
там, где в периметр могил 
вписалась камера острога, 
и прорасти как трын-трава, 
блажен, что лицезреть не можешь 
как носят маску божества 
физиономии убожеств.

Не знаю, что ты делаешь сейчас…
Быть может куришь в форточку небрежно. 
Ребенок спит, а за окном погас 
остаток дня. Грусть также неизбежна, 
как эта жизнь, как спелая луна, 
слепая тень, немытая посуда, 
прусак, шмыгнувший в никуда и на 
твоей щеке слезинка ниоткуда.

Летит окурок розовой дугой, 
тебя от ночи отделяя пеплом. 
Здесь твой покой, живительный покой, 
и к черту память, чтоб она ослепла…
Сверчком в углу полощется белье, 
и грусть твоя уходит понемногу, 
поняв, что не подставят под нее 
другую, незаплаканную щёку.

Русский ноябрь

Здесь поздняя осень - зима всё равно. 
Застыли дворы меж домов домино, 
где холод впервые накинул руно 
на редкие пяди. 
И мельком застанешь с утра, на бегу, 
как свет фонаря уползает в дугу, 
и ворон роняет следы на снегу 
рядами распятий.

Здесь дикие пляски таятся в золе, 
заморской махоркою пахнет елей, 
и храмом вознёсся Христу мавзолей, 
холодный, как смета. 
И зреет Востоком единое "за", 
успение сменит всегда ураза, 
и выйдя из дома, встречаешь глаза 
таджика Рахмета.

Здесь быстро усвоишь, взирая на Русь, 
откуда у бога вселенская грусть - 
славянской душе обязательно груз 
на совести нужен. 
Здесь вместо народа немые снега 
на тысячи, тысячи, тысячи га, 
а вместо орла в небесах пустельга 
без устали кружит.