Улзытуев Амарсана Дондокович родился в городе Улан-Удэ. В 1985 г. окончил Литературный институт имени Горького. Публиковался в журналах «Арион», «Юность», «Дружба народов», автор поэтических сборников «Утро навсегда» (2002), «Сверхновый» (2009),в 2014 году поэтический  сборник Амарсаны «Анафоры» стал лучшим на XII Международном научно-творческом симпозиуме «Волошинский сентябрь».    В 2016 вышла книга  «Новые анафоры». По мнению Евгения Рейна, Амарсана Улзытуев создал для себя свою собственную, особую поэтическую систему, по существу не имеющую аналогов ни в современной русской поэзии, ни в мировой. Своеобразие, оригинальность поэта более всего определяется его собственной, незаёмной интонацией. Автор использовал ментальность всей новейшей истории, ее революционеров и консерваторов, поэтов и философов, славянофилов и западников».

-Амарсана, не скрываете своего космотполитизма. И все же вы – замечательный бурятский поэт, сын лирика, «бурятского Пушкина» Дондока Улзытуева.  Начнем с простого вопроса: как живется буряту в Москве?

- Я знаю, что в Москве очень много бурятов, есть землячество, но в  последние годы я не попадаю на его мероприятия.  Им проводится летний праздник Наадан – Сурхарбаан, зимний праздник Сагаалган. Туда съезжаются и русские буряты. Они здесь скучают по нам, я надеюсь, по буузам - (прим. - буузы (или бурятские позы) - блюдо из рубленого фарша, завернутого в тесто и приготовленное на пару). Удивительно, что русские, приехав оттуда, здесь себя считают бурятами, а там у нас, конечно, чувствуется бытовой национализм, со стороны русских. Их у нас большинство – около 60%. В 90-е мне рассказывали, что в бурятской фирме, в той, которую открыл бурят, и тех, и других поровну. А в тех фирмах, что учреждали в Бурятии иркутяне, было уже 100 % русских.  

Поэтому меня очень радует, что на московские праздники приходят люди самых разных национальностей. Буряты очень рады, когда проявляют такую любовь и уважение к их родине. Буряты некоторые, как индейцы в первых европейцах, видят в русских высшие существа. Хотя, когда в старину буряты увидели первых русских, они показались им страшными уродами (смеется). Есть бурятская певица Бадма-Ханда Аюшеева, она из Внутренней Монголии, из Шэнэхэна репатриантка.  Она девочкой увидела русских – ей было очень страшно: курносый нос, огромные водянистого цвета глаза. У нас есть персонаж эпоса «мангатхай», что означает чудовище. Так буряты и представляли русских. А многие нынешние буряты просто обожают их. С тех пор, как казацкая вольница пришла в Бурятию, богиня Белая Тара - олицетворение русского царя. Сохраняются свидетельства о посещении Романовых  Бурятии. Сохранился и трон, на котором он сидел. Буддистские иерархи всегда оказывают почтение и нынешнему руководству России. Владимир Путин и Дмитрий  Медведев, приезжая в  Бурятию, всегда  идут в главный храм российских буддистов Иволгинский дацан для поклонения Хэмбо Лама Итигэлову.

-Стремятся ли буряты к компактному проживанию в других регионах России?

-Мне кажется, что буряты чувствуют себя раскованно везде, нет никакой необходимости компоноваться как, китайцы, например. Мы – с широкой сибирской душой. И поэтому не воспринимаем внешний мир с опаской.

-Есть ли в Восточно-Сибирском регионе третьи силы, которые хотели бы объединить бурятов, якутов, эвенков  и тувинцев и попытаться сделать такой «туран» сибирского значения? Мол, русский брат – не совсем то, о чем мы мечтали?

-Я не понимаю этого всего. Я даже от патриота, который очень сильно переживает за свои корни и язык, не слышал ничего подобного. Я уже говорил, что у нас как буддистов нет категоричности в мышлении.

-Вы, Амарсана, творите сами свою космогонию. Вы и Уолта Уитмена вспоминаете часто, и античность, берете из многих источников. Это свойство вашей поэтики или буряты вообще восприимчивы  ко всем знаниям мира?

-Есть знаменитое высказывание об отзывчивости русского человека, и мы во многом через русских воспринимали европейский мир в переводах на ваш язык. Наверное, такая открытость к знаниям есть у бурятов. Через интерес и любовь к своему Отечеству, малой родине, любой человек может проникаться любовью к другим культурам. Если ты не уважаешь свою культуру и язык, ты не уважаешь и другой.   Это происходит автоматически.

-Несколько лет назад в Непале было землетрясение. И все, кто ездил с вами в это путешествие, сразу стали откликаться на эту катастрофу, писать, постить фотографии в соцсетях.

-И находить тех, кто нас сопровождал, чтобы убедиться, что они живы.  И они нас убедили. Что разрушений не так много.

-А что в вас лично прояснила непальская поездка? Было ли это потрясением?

-Я до сих пор это осмысляю. Требуется еще поездка, я надеюсь, удастся ее совершить. Я написал там немного стихов, и это было так, формально.

-Проявляется ли в этих поездках кочевая душа вашего народа? Вы постоянно в пути: то в пустыне Сахаре, то летите на Аннапурну. Незаурядные маршруты. Хотя у вас воображение богатое, можно было бы и представить себе все это, но вы предпочитаете сесть на верблюда и ехать.

-Да. Очень хотелось пойти в трип по Гималаям, поскольку не получилось, мы полетели на самолете  на первый восьмитысячник, покоренный человеком – на Аннапурну.  И своими глазами все увидели, облетев ее в течение сорока минут. И это было потрясающе. Русский пилот очень обрадовался земляку и сделал мне подарок от фирмы, я порулил этим самолетиком минут пять. Я не вожу машину, не автолюбитель, а тут целый самолет! Было большое потрясение. В Непал хочется возвращаться, но я после  десяти дней пребывания очень хотел домой. Мой друг поэт Алексей Остудин из Казани проработал маршрут так, что мы объездили пол Непала. Были и на высотах, и в низинах. Я  знаю, что вернусь туда. Ни один город или страна в Европе не вызывают такого желания возвращаться и возвращаться. С тобой там происходит что-то сокровенное, что и стихи по возвращению особо не пишутся.

-С Игорем Сидом в Тунисе вам даже удалось организовать выступление в русской школе.

-Да, там были и представители посольства, русскоязычные люди, обучающиеся русскому языку. Мы читали свои стихи как раз к концу своей поездки. Это было замечательно. В любом случае Тунис – это Северная Африка – я получил там, чего ожидал, но не хватило Сахары, Карфагена. Мы погружались в эти слои: это и берберы, и их пещеры «троглодитов», которые выкапывались на десятиметровой глубине…Не знаю, как Игорю Сиду (прим. - русский поэт, писатель,  путешественник, организатор международных культурных проектов.), но мне очень не хватало общения с африканцами, там в основном арабы. Познакомились с арабским писателем. Когда мы его спросили, на каком языке он пишет, он ответил, что для него не стоит остро такой  вопрос: на французском или арабском, как у нас – на бурятском или на русском.

-Возвращаясь к основной теме нашего разговора, хочу спросить: а вы вставляете бурятские слова и понятия в ткань поэтического повествования?

-Конечно. Я, например, показываю красоту нашего языка в стихотворении о шаманском обряде. В сборник «Новые анафоры»  вошли стихи «Гуттурал и хоомей – тяжелый рок и горловое пение», «Шэнэхэнские буряты», «Итигэлов», «Гуннское городище близ Улан-Удэ»…На самом деле рядом с городом древнее хуннское городище, а хунны  были предками гуннов.  И этот писатель в Тунисе нам и сказал, что ему все равно, на каком языке работать, потому что оба великих языка. Меня вот спроси, почему ты пишешь на русском, на мое лицо ляжет тень страдания, я буду мучиться и искать ответ.

-Ну, русский язык синонимически богат, на каждое понятие по 5-7 или больше синонимов.

-А бурятский  еще богаче! Там не семь синонимов будет, а семьдесят. Огромный синонимический ряд к слову «очень». Я, учась в бурятском интернате № 1, узнал невероятное количество слов, принадлежащих к разным диалектам.

-Амарсана, в 2016 году состоялся фестиваль «Поклонение Итигэлову». Это только  поэтическая  сфера общения?

-У нас прошло два таких фестиваля. Первый был 6 лет назад, приехали  не только свои, но к нашему удивлению, было очень много монголов. Приезжают и из Калмыкии. Мы же везде разбросаны, более 500 семей уехало только после революции в Австралию. Потому что там баранов пасти хорошо. И сейчас активно работающая программа репатриации возвращает бурятов на родину. Тем, кто возвращается, дают земли, подъемные деньги. И такие фестивали поддерживают интерес к  родной культуре у бурят. Так, через поэтическое слово человек может почувствовать, что  жить нужно на этой земле. Я не верю в то, что если уничтожить бурятский лоскут в разноцветном ковре, мир будет полный.   

Беседовала Валерия Олюнина