Культурный диалог Армении и России лишен многочисленных болезненных точек соприкосновения, свойственный, к примеру, российско-немецкому: а о нем искусствоведы и ценители почти всегда вынуждены говорить как о наследии тоталитаризма, стремясь называть имена Владимира Татлина, Александра Родченко, Якова Чернихова вне контекстов, вроде «Дзега Вертов и Сталин». «Лени Рифеншталь и Гитлер».

Советский период в Армении был вынужденным примирением армян с эпохой, которая, как поезд Люмьеров, неслась на трагические последствия Геноцида. Для армян с их многовековым патриархальным укладом советская система мышления и творчества была исторически не оправдана, не обоснована. Армянин в отличие от русского, украинца или еврея не эволюционировал в коммунизм. Зажатый в тисках, поставленный перед выбором «меньшего из зол», он во многом был вынужден наступить своей песне на горло. Так было в истории, например, с евреями в Испании в средние века – когда они были вынуждены прекратить торговать и заниматься денежными делами. 
Армянину взамен на сохранение восточных земель и оставшегося генофонда предложили забыть о его царях и былом величии, потерянных землях и убитой родне. Но внутреннее сопротивление было настолько сильным, что именно этот фактор определил развитие великого советского армянского искусства. 

Слово «великий» мы говорим безотносительно. Не сравнивая его с другими национальными культурами, которые зародились именно благодаря тому, что многие республики вошли в СССР. 
Оно было великим прежде всего не по своей форме, образности, пластике, колористике – оно стало великим, потому что в эти десятилетия оно научилось заменять собой даже религию. 
Армянский созидатель – поэт или живописец, скульптор или график – в советское время стремился рассказать художественным языком не новую историю своего народа, напротив, он советское делал духовным, христианским, натурфилософским, пантеистичным – именно поэтому многомерное армянское искусство того периода главным образом и оправдывает в глазах молодых поколений эпитет «советский». Счищает его кровь, горе, пепел и грязь и показывает только то, кем может выйти из этого почти непреодолимого синтеза человеческий дух. 

Такие размышления посетили меня на выставке Ара Арутюняна «Солнце в камне», которая открылась в музее современной истории России к 90-летию со дня рождения мастера.

К слову сказать, в этом году Армения сделала культурную программу мощной, разноплановой, представив и свой канон (Комитас, Мартирос Сарьян, музыка Хачатуряна и Авета Тертеряна), и новые формы, выраженные в хоровой и джазовой музыке. Выбраны «первые» площадки двух столиц России – Большой зал московской консерватории, Государственный Эрмитаж, Государственная Академическая капелла Санкт-Петербурга, Государственная Третьяковская галерея. 
В залы Ара Арутюняна идут посетители разных национальностей – здесь увидела не только армян, русских, представителей каких-то очень южных кровей, но и китайца. Пожалуй, впервые за всю московскую жизнь я увидела тихого, сосредоточенного жителя Поднебесной, который традиционно сложив руки за спину, созерцал. Обычно китайцев в Москве можно увидеть в «релевантных местах» - там, где есть советская символика, приметы развитого сталинизма, где слившись в экстазе фотографируются где-нибудь на станции метро Комсомольская. Может быть, выставка «Солнце в камне» что-то изменит и в его восприятии советского прошлого, для него – настоящего. 

Для того, кто был в Ереване и видел Мать-Армению (высота статуи без постамента 22 метра) – символ города и страны, была несколько удивительна эта камерная, уединенная проходка по залам музея, для которых армянские творцы – не редкость. Несколько лет назад здесь с большим успехом была представлена живопись директора Национальной государственной галерее Армении Фараона Мирзояна. 
Экспонаты – среди них скульптора, живопись, графика, личные вещи Ара Арменовича- представлены здесь из частных коллекций, Государственной Третьяковской галереи, собрания семьи.

Несмотря на то, что выставка предлагает взглянуть на творчество мастера с разных ракурсов, в целом ей свойственная легкость, незавершенность. Будто мастер до сих пор среди нас и ищет новые формы высказывания, чтобы удивить, заставить остановиться, присмотреться.

Так, например, графическая работа «Бжни», посвященная армянскому селу, раскинувшемуся на правом берегу Раздана, среди фруктовых садов, выполнена в синтезированной технике точечного принта. Коллаж из эскизов, посвященных Геноциду армян, выполнен в двух смысловых пластах: горе одного народа и целого человечества: окровавленные армянские горы, белые фигурки людей, тоскующие в пустоте как артисты трагического миманса, черный бык, взгляд его устремлен в синие горы, в центре расщепленного мертвого дерева – неумираемое солнце. Комитас прижался то ли к стене древнего храма, то ли к дереву, у которого он просит силы и забытья. 
Комитас в армянской философской и художественной мысли – личность по своему влиянию и экспрессии ни с кем не сопоставимая. Не смотря на то, что его имя в одном ряду – с поэтами Рубеном Севаком, Даниэлем Варужаном, общественными деятелями Вардкесом и Зограбом. Образ Комитаса в исполнении Ара Арутюняна представлены не один раз: в графике, живописи, скульптуре. И в каждом подчеркнуто предельное страдание, которое пытается сдержать дух варпет. Пространство зала устремлено именно ней, к миниатюрная скульптуре Комитаса ( памятник был установлен в сквере Ереванской государственной консерватории в 1988 году ). Поверженной, обесчещенной женщиной метафизирован Ани, погибший под очередным натиском сельджуков, представлен скульптором древний армянский город, оставшийся в заложниках в турецкой милитаризованной зоне на границе с Арменией.

У армянской Самофракийской богини отрублены не только руки, но и ноги – с родной земли не уйти. Символом греческого геноцида эта скульптора тоже могла бы быть – именно Самофракийского, который случился в Османской империи в сентябре 1821 года, в силу предъявленного пластического решения. 
Райская птица с головой девы Сирин, поющая вещные песни или являясь посланницей подземного мира, у Арутюняна выполнена в технике перекрестной штриховки, так, что создается эффект силков и желания Сирин прорвать сетку. Если посмотреть на графику, чуть-чуть отойдя от картины, можно увидеть голову кабана. 

Такая же штриховка есть и в графическом изображении Комитаса – но тут создается иная материя – ветошь, древняя ткань, внутри которой, как в ложе, покоится варпет. 
Выше мы уже говорили о том, что в советское армянское искусство пришла пантеистическая натурфилософия, раздвинув в том числе и наши представления о христианстве. Смысл этого направления в творчестве Ара Арутюняна проясняет такая работа, как «Жертвоприношение» (1991), где прописана тема бессмысленной смерти, в которой нет нужды, даже сакральной. Античные, обнаженные тела женщин и оставленная художником голова быка. В парадигме чистого христианского искусства выполнены работа «Ангел в скалах», «Распятие», «Вознесение». Творческий диапазон Ара Арутюняна в этих залах до 24 ноября