Сергей Параджанов, работавший над фильмом “Цвет граната”, оказался в драматической ситуации: руководство республики осталось фильмом недовольно — он им показался мистическим, непонятным. В свою очередь Параджанов не преминул громогласно обвинить руководство Армении в невежестве, допуская оскорбительные выражения. Дело пахло тем, что Параджанова собирались выдворить из “Арменфильма”. В сложившейся ситуации проще всего было счесть фильм неудачей и закрыть его, однако председатель Госкино Армении не хотел брать на себя такую ответственность (уже тогда это был режиссер с мировым именем). И вот было решено показать фильм ведущим творческим работникам Армении и, опираясь на их отрицательное мнение, закрыть фильм. 
Кольцо вокруг Параджанова сжималось и на самой студии. Против фильма было активно настроено и партбюро, и несколько ведущих режиссеров. Во время просмотра я заметил, как кое-кто из приглашенных переглядывается, делая неодобрительные знаки по отношению к происходящему на экране. А сидящий рядом со мной именитый поэт так и сказал: “Я такого искусства не понимаю”. Надо отметить, что всем в той или иной мере было известно — речь идет не только о фильме. Чувствовалось, что многие знали об отрицательном отношении, особенно московского руководства, к Параджанову. Это обстоятельство не оставляло выбора... 
Но в том, как прошло обсуждение, немаловажную роль сыграл Паруйр. Он выступил одним из первых и безоговорочно поддержал картину. Далее выступали только те, кто разделял его взгляды, а оппоненты предпочли смолчать, не желая вступать в полемику с признанным авторитетом в саятноваведении (блестящая докторская диссертация Севака была посвящена Саят-Нове). 
Таким образом был спасен (к чести нашей интеллигенции) новаторский фильм и его автор. Когда выходили из зала, Паруйр поздравил Параджанова и, намеренно повысив голос, демонстративно обратился к окружающим: 
— Что они хотят от этого человека?! Почему не дают ему спокойно работать?!