Вот уже четыре года нет с нами лучшего сценариста мира Тонино Гуэрро, большего друга нашего народа, но память о нем живет в воспоминаниях армян.

За год до своего ухода Тонино несколько раз был в Москве:  он открывал здесь свою выставку керамики, живописи, а также представлял московскому зрителю спектакль в театре на Таганке в постановке Юрия Любимова по поэме «Мёд».

Тонино Гуэрра был первым иностранцем, гостившим у Сергея Параджанова. Он много вспоминал это время годы спустя и до конца жизни дружил с директором Дома-музея Сергея Иосифовича, фотохудожником Завеном Саргсяном.

Тонино говорил о прославленном режиссере: « С Параджановым меня связывает одна встреча. Одна не по коли­честву, а в целом. Но каждое общение с ним я воспринимал как очередное знакомство. Оно касалось его волшебного присутствия, которое ощущал всегда и везде, где бы ни находился, — дома, в Италии. Москве, Тбилиси… Я дышал воздухом его сказок…

Например, приходишь к Сержику на Котэ Месхи… Не ожидая ничего особенного. А он вдруг тащит из дома: «Пойдем на похороны булыжников!» Естественно, Параджанов не мог усидеть дома, когда выравнивали асфаль­том родную улицу, мощенную булыжниками. А как он рассказывал об этих камнях-стариках! Мы там стояли, словно на похоронах дорогого человека. В следующий раз он повел меня в ателье в старом Тбилиси, где на болванках шили известные кепки-«аэродромы»…»

Лора, жена мастера, в свою очередь вспоминала: «Что делал Сережа в ожидании Тонино? Во дворе, под ореховым деревом, рядом с фонтаном, рассадил всех кукол, сделанных им собственноручно. Деревянные перила лестниц изумительно раскрасил в белый и красный цвета, развесил свои ковры, вместо тарелок на домашнем столе разложил листья инжира. Там же неповторимым натюрмортом выложил экзотичес­кие салаты. Вместо скатерти сверкало зеркало. Все стоя дожидались нас, чуть припоздавших. Мы взбирались на горку, рассматривая балконы, отку­да слева и справа гроздьями свешивались соседи, предвкушая очередной спектакль Параджанова. После той встречи Тонино каждое утро в восемь часов приходил только к Сержику. На студии «Грузия-фильм» возникли оби­ды, ревность коллег…»

Это уже стало доброй традицией – при упоминании имени Тонино  говорить об эпохе Возрождения. И намекать, что родился он позже положенного на несколько веков. По счастью, мы не сами выбираем время и место своего рождения, что Тонино доказал еще с пеленок: мама носила его одиннадцать месяцев, ей было сорок семь лет.

Ставить его в один ряд с мастерами Ренессанса, конечно, хочется, ведь, кроме киносценариев для Федерико Феллини, Андрея Тарковского, Витторио де Сики, Франческо Рози, Микеланджело Антониони, он создавал еще и удивительные фонтаны, фонари, украшал склоны гор мозаиками, писал пьесы, стихи, сказки, романы, эссе на классическом итальянском и на родном диалекте романьоло. Одна из самых удивительных его рукотворных сказок – «Сад забытых фруктов», разбитый на месте городской свалки, где плодоносят редкие фруктовые деревья и где есть его главные солнечные часы – в центре циферблата может встать человек, и тень покажет время. Тонино просыпался  в восемь утра, чтобы взять в руки перо или краски.

И все же он из века двадцатого. Был в немецком концлагере в Тройсдорофе, где сочинил свои первые рассказы и стихи, чтобы поддерживать жизнь в товарищах, а позже в «Амаркорде» сказал о своем неприятии фашизма, описав жизнь приморского Римини в тридцатые годы.

Рубени Ваге Геворкянцы создали удивительно тонкий, импрессионистический фильм о Мастере – «Осень волшебника». Авторы пренебрегли линейным автобиографическим повествованием, оно строится как бы на узелках дружбы с Андреем Тарковским, упомянутым  Параджановым, Микеланджело Антониони… Конечно, «Осень волшебника» повествует и о жене – Лоре Гуэрра (Яблочкиной), благодаря которой маэстро, как он сам признается, «приобрел целый континент любви и дружбы», исколесил всю Россию и многие республики Советского Союза. В фильме Лора рассказывает о своих предках: оказывается, ее дед по матери был губернатором Карса и Армавира, был женат на армянке.

Армению Тонино называет единственной страной, перевернувшей его всего, откуда он начал свое путешествие по вертикали. А Параджанова – мастером, оказавшим на него большое влияние. В 1989 году, когда Сергей Иосифович лежал в реанимации после операции, к нему пускали среди немногих Лору и Тонино, вопреки запретам врачей. Параджанов начинал разговаривать, радоваться. Конечно, после ухода из жизни знаменитого кинорежиссера Тонино не порывает дружбы с общими друзьями и с Арменией, про древние храмы которой он говорит, что они появились, потому что слезы первых христиан-монахов размыли скалы.

Личность Тонино оказалась для Рубена Геворкянца такой магической, что он неожиданно для себя и зрителя оказывается внутри своего фильма, превращаясь в героя. И тогда в этой документалистике проявляются черты игрового фильма.

«Осень волшебника» приоткрывает секрет его творческого долголетия: он в Больших Словах, которые он сказал всему человечеству, призывая создать единую мечту.

Валерия Олюнина