Армянский музей Москвы и культуры наций завершает подборку фрагментов книги выдающегося армянского художника и скульптора Ерванда Кочара (1899- 1979) «Я и вы». Сегодня мы расскажем о том, в какую историю в Калмыкии попал Ерванд Семенович со своим другом Каро Алабяном. Также вы прочтете его воспоминание об учителе рисования в тифлисской школе Нерсисяна Александре Мирзояне.

Каро Алабян и Ерванд Кочар. Случай на калмыцком болоте

Известно, что одним из близких друзей Кочара был советский архитектор, главный архитектор Москвы, академик Каро Алабян. С ним Кочар познакомился в 13 лет. После уроком друзья всегда были вместе. Каро получал из Парижа разные художественные принадлежности, краски, альбомы. Тот, кто их посылал, был человеком большой культуры, он присылал также репродукции выдающихся шедевров живописи и даже небольшие гипсовые копии известных скульптур. Кочар пишет, что бог создал Каро в момент наилучшего расположения духа, так щедро он был наделен всевозможными талантами: Каро был красив как Апполлон и лицом, и гармоничным сложением: точь-в-точь Гермес Праксителя. У него был чудесный голос, драматический тенор. Он прекрасно рисовал и лепил, обладал писательским даром, славился меткостью суждений и незаурядными организаторскими способностями, играл на сцене.

Одним из интересных эпизодов этой дружбы стало бегство на Северный Кавказ в 1918 году. Там были Терлемезян, Саркис Хачатрян, Чурен Хачатрян, Ованес Ованнисян, Севумян и Ваан Терьян, который очень сблизился с ними и помог осуществить их большую мечту – поехать в Москву учиться. Каро и Ерванд окончили школу Нерсисян и, не доучившись в последнем классе художественной школы, думали поступить в Московское высшее художественное училище. Каро был в Москве год назад. Все дороги, ведущие в столицу, были перекрыты. Шла гражданская война, и друзья были вынуждены добираться калмыцкими степями. Каро был чист душой и благороден. В пути маленький калмык-поводырь, увлеченный собственной песней, потерял дорогу и завел их в болото. Верблюды чудом выбрались из этой трясины. Вместе с Алабяном и Кочаром путешествовал русский белый офицер и какой-то немец из высоких военных чинов. Они стали бить мальчонку, которому было от силы девять лет. Каро не раздумывая бросился на офицера, и хотя русский и немец были вооружены, а армяне безоружны, те отступили, а может, просто застыдились своего поступка.

«Осьмушка»

У него были курчавые каштановые волосы, небольшая остроконечная бородка, прекрасный, пропорционально вылепленный армянский нос и горячий взгляд красивых черных глаз. Вот только ноги – они портили всю картину. Если бы не ноги, он походил бы на благородного рыцаря.
 

На первом же занятии под влиянием первого впечатления гимназисты окрестили его «Осьмушкой», что означало одну восьмую часть фунта – недвусмысленный намек на недостаточную длину ног, которая так принижала обаяние его облика.

На каждом уроке рисования слово «осьмушка» к месту и не к месту склонялось так часто, что очень скоро учитель разгадал насмешку. Однажды после урока его словно прорвало: «Мне известно, что за издевка прячется в этом слове. Я прекрасно знаю, что при нормальных пропорциях туловище человека должно быть не меньше, чем в семь раз длиннее головы – как у греческих статуй». Эти слова наш учитель произнес с большой горечью, и мы поняли, какое страдание ему доставляет эта жестокая шутка природы.

Мирзоян был хорошим учителем. Он добросовестно давал нам всё, что мог, но никогда не восторгался нашими работами или. По крайней мере, нам этого не показывал. Однажды мы в качестве натюрморта нарисовали арбуз, как вдруг тишину нарушило восклицание Мирзояна: «Что это, Гулян. Куда подевалась вторая половина арбуза?» - «Господин Мирзоян, мне пришлось сделать перенос», - невозмутимо ответствовал ученик и показал другую сторону листа. Класс грохнул от хохота…И таких проделок случалось у нас немало.

Но он продолжал с полной самоотдачей работать над нами, организовывал кружок по изобразительному искусству, где мы собирались после занятий. Мирзоян сам выбирал натурщиков и объяснял нам законы гармонии и красоты человеческого тела. Мы гораздо ближе узнали и сильнее полюбили.

Мирзоян научил нас рисовать углем и мелом, обучил приемам работы с акварельными красками. Я всегда вспоминаю о нем с признательностью: ведь именно он настоял на том. Чтобы меня отправили учиться в художественную школу Шмерлинга, причем, оплачивала обучение школа Нерсисяна.

PS Александр Мирзоян получил наследство от отца довольно большой дом в Сололаках. Он жил на доход от этого дома, а в школе только расписывался в получении зарплаты. А деньги оставлял для оказания помощи неимущим ученикам.

Перевод Ирины Маркарян

***

Рассказ «Осьмушка» («Слово признательности») был напечатан в 1971 году в книге «Колыбель армянской культуры. В книге «Я и вы» представлен наиболее полный вариант текста.

В завершении публикации фрагментов книги Армянский музей Москвы и культуры наций отмечает, что с позиций настоящего трудно в полной мере представить ту степень воздействия на умы молодежи послевоенного поколения, какую оказывали всесторонние и всеобъемлющие познания Кочара. Но популяризация творчества Ерванда Семеновича, «великого труженика», как о нем говорили почитатели его таланта, будет всегда сопровождать национальный поиск новых художественных форм.